Интервью с драматургом Даниилом Чекрыгиным

Основная программа «Любимовки» началась 3 сентября читкой пьесы Даниила Чекрыгина «Заходит андроид в бар». Этот текст — о почти семейном сосуществовании человека и роботов на Марсе. О научной фантастике, андроидах на сцене и подходах к написанию пьес с драматургом поговорила Софья Нестерова.

Вы впервые на «Любимовке»?

В основном конкурсе участвую в первый раз, но пару лет назад попал в лонг-лист с пьесой «Живые люди». В ней идёт речь о цифровом бессмертии, о людях, загруженных на сервер — много общего с текстом «Заходит андроид в бар». Обе пьесы напоминают эпизод из «Чёрного зеркала».

Вы посмотрели «Чёрное зеркало» и вдохновились?

Нет, просто это самый удобный способ объяснить тематику, в которой написаны мои тексты. Я своего рода гик, мне интересно писать научную фантастику, немного задротские пьесы, а не бытовые истории. Хочется, чтобы в театре было искусство не только для элитарной публики, читавшей Достоевского, но и для людей, которые играют в компьютерные игры, читают фантастику, смотрят «Доктора Кто». Ведь таких людей достаточно много, почему бы для них тоже не сделать театральный контент?

Их немало, но часто ли они ходят в театр?

Не ходят — зачем им туда идти? Их там никто не ждёт. Не хочу сказать, что я единственный, кто работает с таким зрителем, но контента практически не существует: режиссёры не ставят, драматурги не пишут. Зачем отворачивать нос, почему бы не порадовать этих людей? Спектакль или пьеса, написанная для них, может стать переходным моментом, трамплином, подсаживающим их на театр.

Поэтому вы решили стать драматургом?

Я был актёром, учился в Воронежском институте искусств на курсе Руслана Маликова. Во время учёбы мы много работали с современной драматургией. Ещё на меня немало повлиял Герман Греков, преподававший у нас на первом курсе. Он называл себя ленивым: говорил, что не любит писать прозу, ведь в ней много букв, а в пьесе можно сэкономить время и создавать только диалоги. В этом есть доля шутки, но и доля правды. Я придерживаюсь того же мнения: мне лень писать прозу. В драматургии я могу ставить себя на позицию актёра: когда пишу, представляю, как это сыграть, чтобы было интересно и весело. Даже конструкция пьесы не так важна — я придумываю состояние, в котором люди пребывают в каждой сцене, потом начинаю это отыгрывать, разговаривая с самим собой от лица персонажа, и записываю, что получается.

Вам никогда не хотелось сыграть в собственной пьесе?

Не очень. Я понял, что не хочу быть актёром, — это ещё одна причина обращения к драматургии. Поэтому я так рад, что попал в шорт-лист «Любимовки» — значит, я на несколько шагов ближе к тому, чтобы называть себя современным драматургом. Сейчас я нашёл для себя альтернативу актёрской работе — мы с друзьями играем в «Dungeons & Dragons», и для меня этого актёрства для жизни достаточно. В остальных случаях начинаю терять удовольствие от процесса, а хочется его получать, поэтому лучше буду драматургом.

В каких драматургических конкурсах вы участвовали, и есть ли разница между ними и «Любимовкой»?

В плане отбора все конкурсы одинаковые: присылаешь пьесу и ждёшь решения. На «Евразии» Николай Коляда сам читает все пьесы, в остальном отличий нет: отправил и отправил. В других конкурсах я не участвовал. Если у меня появляется пьеса, посылаю её на «Любимовку». «Ремарка» обычно не совпадает по времени с появлением моих новых пьес: я либо забываю туда отправить текст, либо и отсылать нечего. Может, в этом году напишу что-то новое, месяц ещё есть [конкурс новой драмы «Ремарка» проходит с октября по ноябрь — прим. ред.]. В разные годы на «Любимовку» я посылал четыре пьесы, но первая и третья не попали даже в лонг-лист, их никто не заметил. Но мне самому они не очень нравились: самая старая из них была в стихах, а вторую — историю про экстрасенсов — я писал, когда сильно болел зуб, и надо было как-то отвлекаться. Соответственно, получился кисель из мыслей.

Вы сказали, что писать про фантастический мир вам интереснее, чем про бытовой, но конфликты между героями пьесы «Заходит андроид в бар» общечеловеческие, общефилософские. Как вы решали для себя этот диссонанс?

Пьесу с абсолютно нереалистичными ситуациями было бы неинтересно читать, слушать или смотреть. Должна оставаться узнаваемость, и чем её больше, тем лучше. Я же не злодей, который считает себя гением, чтобы придумывать новые законы, по которым существует отдельный мир. Нельзя создать параллельную вселенную и сказать: «Если вы меня не понимаете, то это ваши проблемы». Нет, я опираюсь на реальность. Моя пьеса — попытка поговорить о нашей жизни. С другой стороны, бытовую драму не приняли бы: не понятно, зачем она написана. А здесь в максимально странной ситуации сохраняются приметы того, что постоянно происходит в нашей жизни. Если выделить обычные истории странными обстоятельствами, они становятся заметнее. Я использую форму научной фантастики, чтобы обострить ситуацию.

Есть ли у героев или эпизодов пьесы реальные прототипы?

Непосредственных прототипов нет, но все герои названы в честь персонажей компьютерных игр, кинофильмов или сериалов. Например, Эллен списана с Эллен Рипли, и в ней я прокладывал аналогию с персонажем фильма. Но не у всех остальных героев имя повлияло на характер. Если говорить о ситуациях из жизни, то я очень люблю старую технику. У меня есть маленький лэптоп с очень маленькой оперативкой, поэтому на него не поставишь ничего, кроме ХР. Я им пользовался довольно долго, даже когда прекратилась поддержка ХР, и всё было нормально. Потом потихонечку начали отказывать браузеры и другие программы, пользоваться лэптопом стало невозможно. Так что это пьеса и о том, как меня расстроила невозможность работы со старыми операционными системами.

Читку на «Любимовке» ставит Сергей Окунев. Вы разбирали с ним пьесу?

Да, мы дважды разговаривали. Сначала вкратце её обсудили, а потом Сергей уточнял конкретные моменты типа «опечатка или нет» или в верном ли направлении он рассуждает. Например, он спросил, не показалось ли ему, что во второй сцене есть сексуальное напряжение между персонажами. Сергей задал вопрос чуть-чуть «заранее», чтобы он не был наводящим, и я не ответил бы так, как хочется режиссёру. Мы говорили, что эта сцена про то, как два человека осознают, что им всю жизнь придётся провести на космической станции вдвоём, и зачем тогда тянуть.

Какой была бы идеальная постановка этой пьесы?

В моей ситуации идеальной была бы любая постановка, так как она будет первой. Я готов многое принять в режиссёрском видении, главное, чтобы на сцене не изображали роботов. Моя предыдущая пьеса тоже связана с технологиями: в ней идёт речь о программах, о людях в цифровом пространстве. Я очень не люблю, когда на обсуждениях говорят, что если персонажи — программы, то у них должны быть отличные речевые характеристики, они должны вести себя по-другому. Если хотите ставить про роботов, сделайте «Терминатора». А я обозначаю условность, в которой прогресс достиг того, что искусственно созданный человек ничем не отличается от реального. Я хочу говорить про настоящее, чтобы проблема пьесы была не в том, что один герой плохой и недоделанный, а другой полноценный. Конфликт должен быть на уровне расизма: персонажи имеют разное происхождение, но в остальном между ними нет разницы.