О читке пьесы «Ноябрь-86» Юлии Тупикиной

 

Пьеса была прочитала в офф-программе «Любимовки», режиссер Никита Бетехтин. 

 

«Ноябрь-86» — это документальная пьеса о попытке КГБ принудительно госпитализировать в психиатрическую клинику поэта и акциониста Дмитрия Пригова, проще говоря — «попытка закрыть поэта в психушке». Тот страшный день в тексте вспоминают жена Пригова Надежда Бурова, писатели Евгений Попов и Виктор Ерофеев, внук Пригова Георгий. В пьесу вплетены тексты поэта и стихи. Причем стихи не только Пригова. Но об этом позже, так как именно они создадут по ходу читки внезапную развязку. 

 

 

В начале актеры на сцене зачитывают контактные данные драматурга: фамилия-имя-отчество, телефон, e-mail. Выгляди, как донос в КГБ. 

На актерах — советские кепи. У всех шестерых взгляды хмурые, вид потрепанный, одежда темная. На одном из них — майка с крестом, внутри которого, кажется, нарисован Достоевский. Достоевский на/в кресте притягивает взгляд. 

 

Уставшие, но взбудораженные голоса свидетелей того дня, родных и друзей «опасного советского поэта» Дмитрия Пригова, рассказывают, как всё было. Каждый вспоминает что-то своё. В голову жены поэта Надежды Буровой въелись слова медсестры психбольницы, пытавшейся ей угрожать: «У нас для вас местечко найдется». У врача психбольницы противный голос и фраза на репите «гарантирую». А самому Пригову снится один и тот же страшный сон: как будто через него прыгают олигофрены.

 

Ритмичная пьеса: монолог за монологом, битва за битвой, сон за сном. И весь этот ритм пытаются сбить работники психиатрической клиники, будто заставляя сопротивляющихся людей принять таблетку, которая отнимет их волю, усыпит их. 

У апостолов, когда они рассказывают о Христе, воспоминания сходятся по основным событиям, но сильно расходятся в деталях и интерпретациях. Так же и в «Ноябре-86»: все помнят, как вызволяли Пригова из клиники, но как именно это было, у всех звучит по-разному.    

Несмотря на серьезность темы, автору удается шутить: «Ходил на читки. Андеграундные мероприятия энтузиасты устраивают». Зрители «Любимовки» аплодируют: читка в читке, с 80-х мало что изменилось. 

 

 

В пьесе до последнего не верится, что все закончится почти голливудским хэппи-эндом: Пригов на свободе, и еще долго будет писать, творить, сопротивляться. Освобождение Пригова по тексту — это почти конец, но ещё не он. Читку неожиданно завершают стихи внука поэта Георгия на выдуманном им языке легем. А это значит, что миссия Пригова удалась: по меньшей мере один человек вырос настолько свободным, что не знает границ ни в языке, ни в творчестве. К этому и стремился всю жизнь Пригов, даже в клинике продолжавший сочинять на ходу и строить из себя дурака, сказавший о психушке «тут такой простор для творчества». Строить из себя дурака в психиатрической клинике — это одна из самых смелых акций, о которых мы знаем. 

 

Комментариев после читки было много. Все их смог услышать по видеосвязи внук Пригова — тот самый Георгий. Он живет в Лондоне, из-за пандемии прилететь в Москву не смог. Появление Георгия Пригова для всех стало сюрпризом!

 

Юля Тупикина, автор пьесы: «В читке вышла серьезная версия Пригова. Он был трикстером. А тут прямо пророк трагический».

Говоря о Пригове, в какой-то момент драматург назвала его не Дмитрием Александровичем, а Дмитрием Анатольевичем — как бывшего президента России Дмитрия Медведева. Совпадение? Скорее, «оговорка по Фрейду»: ведь творчество Пригова было переплетено с политикой, и то, что было опасного для такого человека в СССР, отчасти есть и в России. 

Алексей Киселев, отборщик офф-программы «Любимовки», прислал аудиосообщение: «Это документальный текст, и в нем есть фигура Пригова, который предстает здесь как какой-то ангел. Никак не комментируя сюжет, не участвуя. Всплывает голосом с собственной интонацией, отчасти постиронической, но собственной, приговской интонацией». 

Нина Беленицкая, арт-директор фестиваля, драматург: «Интересно, что в нас самих этот саспенс, подозрение, что чем-то это грозит для Пригова, чем-то худшим, чем оно обернулось — все это говорит о нашем времени и нас самих. Мы посмотрели в зеркало и испугались». 

Марта Райцес, драматург: «Это не тот текст, на который пойду в театр, хотя текст мне понравился». 

Георгий Пригов: «Спасибо. Мне важно, чтобы память о моем дедушке жила».

 

 

Варвара Фуфаева, управляющая театральной площадкой «8/3»: «Мне не хватило каких-то еще рассказов про Пригова».

Дмитрий Волкострелов, режиссер: «Тут есть ряд сложных вопросов. Достаточно ли этого случая для пьесы? У меня есть ощущение, что-то ли чего-то не хватает, то ли кто-то не помнит чего-то. У меня была сильная нехватка деталей, хотя понятно, свойства памяти таковы. Мне интересно, как вы работали с текстом и насколько сильно его обрабатывали? Эти люди как-то очень хорошо говорят на русском языке». 

Ответ автора: «Я почти никого не редактировала. Эти люди действительно очень хорошо говорят на русском языке». 

Снова Дмитрий Волкострелов: «Также возникают вопросы: почему такая драматургия? Хорошая сюжетная арка с внуком выводит все на какой-то иной уровень, но сбивчивые воспоминания до этого вызывают сложности». 

Голос из зала: «Арка с внуком — единственная драматургическая деталь, которая во всем этом есть». 

Евгений Казачков, драматург — голосу из зала, прокричавшему вне очереди: «Сейчас я вас отмодерирую». 

Екатерина Августеняк, постдраматург: «Я люблю работы Пригова, он еще и великий концептуальный художник. У меня есть уровень ожидания как раз к концептуальному решению текста. Здесь предъявлен документ. Мне кажется, тут могло бы быть больше мифотворчества, более радикальной работы с языком. У меня есть обманутое ожидание. Сначала любопытно узнать факты из биографии, которые я не знаю, но мне не хватает Пригова».

Екатерина Тимофеева, драматург: «По мне, текст не совсем закончен. Он не складывается в единую картинку. Но глобальный поиск, который вы провели — это круто».

Герман Греков, режиссер: «Интересный эффект от этого текста. Я представил себя профанным зрителем, простым советским человеком, который не знает, кто такой Пригов, кто такой Ерофеев. И вот интересное ощущение, что, если я их не знаю, то все складывается: Пригов юродивый. Но как только я знаю Пригова, у меня раскардаш такой».

Ольга Рафаева, автор этой статьи, которая не знала значения слова раскардаш, поэтому посмотрела его в словаре: «Раскардаш — существительное, неодушевлённое, мужской род, 2-е склонение. Значение: беспорядок, хаос. Пример: После его ухода раскардаш был чудовищный, будто Мамай прошел, но мы были счастливы, что все наворотил именно Сережа (В. В. Катанян, «Прикосновение к идолам»). Синонимы: бедлам, бардак, неразбериха, ералаш».

Никита Бетехтин, режиссер читки: «Надо работать с теми текстами, которые ставят перед тобой невыполнимую задачу. Можно сделать классный спектакль, который будет бить по сегодняшнему мне, а можно скатиться в анекдот. Этот текст, «Ноябрь-86», вызывает у тебя сопротивление, ты не знаешь, как его делать, и это класс! Не только в сюжетной арке есть что-то крутое, но и в том, что они не слышат друг друга». 

 

 

Заключительное в обсуждении слово Юлии Тупикиной: «Спасибо семье Пригова. Материала было объективно мало. Я взяла ситуацию и рассмотрела ее под лупой, но больше других участников событий нет.  У меня было желание найти медсестер в больнице, но это «кэгэбешная» психиатрическая больница №15, и я даже не смогла узнать фамилию главврача».

Евгений Казачков, драматург: «Может, он сейчас президент». 

 

Ольга Рафаева