О читке пьесы Олжаса Жанайдарова «Распад»

Олжас Жанайдаров – драматург, чьи пьесы уже не первый раз звучат на «Любимовке», причем в off-программе. В прошлом году на фестивале прозвучала пьеса «Алдар», история о нелегкой жизни юриста-супергероя, а также несвободе индивида в мире. На «Любимовке»-2020 была прочитана пьеса «Распад», герои которой реальны лишь по той причине, что они живут внутри каждого человека, сталкивающегося с проблемами в отношениях.

Два героя, мужчина и женщина, чьи роли исполняли актеры Юлия Волкова и Виталий Коваленко, приходят к кризису отношений, распаду «ячейки общества». При этом, сами герои тоже постепенно «распадаются», и эти изменения отслеживают зрители, меняясь вместе с текстом. Поведение двух любящих людей, чьи отношения зашли в тупик, знакомы большинству: ссоры, скандалы, желание одного человека уйти, а другого – переворошить все ошибки партнера. Это действительно страшно, это трудно переживать снова и снова. Олжас Жанайдаров в своей пьесе не дает возможности уйти от этого, он знакомит зрителя со своими не столько героями, сколько персонажами; а они, в свою очередь, погружают зрителя\читателя в некий транс, где с легкостью можно заметить свое неправильное отношение к ближнему, понять начало проблем, возникших внутри крепкой связи, что разрушилась безвозвратно.

«Распад» – многозначительный заголовок, и кажется, что пьеса сразу более чем понятна: произойдет распад семьи. Но это лишь поверхностный взгляд, распад происходит личностный, не только психологический, но и физиологический. У пары, у женщины случился выкидыш. Казалось бы, началось все именно с этого момента: их проблемы, в которых они явно невиноваты, их ссоры, которые никак не разрешаются, ведь нет осознания того, как чувствует себя партнер. Но проблемы появились задолго до этого, когда у него были найдены в телефоне фотографии других женщин: признак измены или того, что жена его не удовлетворяет его в полной мере. Это и снижение самооценки, и постоянный контроль над действиями мужа. У таких отношений нет будущего, но эта пара продолжает свой союз, что приводит к еще настоящим трудностям их жизни.

Женщина постепенно сходит с ума, причем буквально, ее изменения видны на протяжении всей пьесы: отказ от таблеток, постоянная перемена настроения, галлюцинации, паранойя, самобичевание – она пытается не потерять себя и не увязнуть в болоте страха и несправедливости. Но ее не понимают, ее поведение кажется попросту отвратительном, нет попыток вывести ее на искренность. Так ситуация доходит до психоза. И вот он – распад женского организма, мертворожденный ребенок, раскол сознания и подсознания. Вся жизнь посыпалась осколками. После таблеток происходит и потеря ее тела: она толстеет, хотя настолько боялась этого, что даже не хотела начинать лечение. Ей не хотелось потерять хотя бы свой облик.

Параллельно со всем этим страдает и второй персонаж, но и он же является катализатором. Эти абьюзивные отношения дошли до таких масштабов отчасти из-за его пассивности. Желая помочь своей жене, он занимается ее лечением, но незнание приводит к краху, он не понимает, какую нужно выработать стратегию. Эти герои – две полярности: он программист, ассоциация с тихой и спокойной жизнью внутри своей коробочки, интровертной; она – театральный художник, извечные краски и общество, желание быть в нем – экстравертность.

Терпение и воля – ресурсы исчерпаемые. Он не выдерживает. Это помощь и себе, и ей – такое можно дать оправдание. Его распад заключается в смене моральной установки, потери чувств: никогда не изменяя, он начинает это делать, его жена – овощ, который попросту спит, слушается во всем и не более. Она теперь как престарелая кошка, к которой привыкли, она бездейственна. Она потеряна как человек в принципе, а он как человек духовный. Его распад заключается в нравственном отношении к чему-либо. Он устал и нашел выход: секс с кем угодно.

«Распад» сложно пропустить через себя, он затрагивает все струны души, а убежать от этого невозможно. В какой-то степени, это даже больно.

Удивителен финал: бумажные крылья на спине мужчины. Метафора, оставляющая нескончаемое количество вопросов: умер ли герой? А какой из героев? А был ли жив хоть один из них? А почему именно у него, если он изменял? А кто из них больше мучился?.. Это и породило споры на обсуждении читки.

Полина Бородина, драматург: «Мне хочется начать с того, что я лично очень рада, что пьеса появилась в офф-программе «Любимовки», потому что, мне кажется, что сюжетные психологические драмы – ничуть не более легкий путь в драматургию, чем постдраматические формалисткие тексты. И Олжас доказывает это. Олжас вообще известен как «любитель страшилок». Он постоянно нас пугает: он пугал нас в «Магазине», он пугал нас в «Алдаре» и, кажется, он напугал нас опять. Что интересно мне в этой пьесе: обычно герои Олжаса – это те персонажи, которые не появляются на «Любимовке», а в этом тексте, если, например, говорить про главную героиню, я в ней узнала даже себя. Это какой-то человек из этого баблпузыря современно искусства, который, наверное, многим из нас очень близок».

Евгений Казачков, драматург: «Мне понравилось, спасибо большое. Я сейчас вошел в странную дискуссию с Марией Огневой, которая говорит, что герой покончил с собой, и поэтому он вот так как-то явился ангелом. Мне показалось, наоборот, в этом какое-то интересное сюжетное развитие пьесы: она обманчиво называется «Распад», кажется, что «а-а сейчас будет распад семьи», я понял. Потом вдруг меня автор немножко обманывает, и, оказывается, это не невроз, а психоз, и происходит распад сознания, и ты опять думаешь, что «ну вот сейчас-то семья распадется», а автор меня снова обманывает… На самом деле, мне нравится такой парадокс, что они хотели завести ребенка, вернее, он якобы не хотел, а потом решился, а в итоге получается, что он «усыновил» жену – удочерил, он принял какого-то странного беспомощного человека, который не принимает его, не принимает себя, и это в высшем смысле «усыновление», и герой очень сильно здесь взрослеет, проходя какой-то ад. В этом есть неожиданно высокая гуманистическая нота. И про инклюзию, и про отношения: у нее шизофрения, и муж ее не бросил, хотя прошел через все стадии отрицания – отвращения – ненависти и так далее. Каким-то образом он вдруг не побоялся этой ситуации и принял ее, и она через все свои как бы апатии и неадекватности увидела это, и он для нее просиял».

Юрий Шехватов, режиссер: «Мне было очень интересно, как это написано. Здесь я отвечу на два вопроса: про эмоции и про крылья. Крылья, если говорить в ключе самоубийства, я для себя это воспринял как открытый финал. Для меня, как и для режиссера, и для читателя, он правда пришел с бумажными крыльями… Это мощно, что только в одном этом месте все выпадает из этой бытовой плоскости. Про эмоции - это отдельный разговор. Я сидел всю читку внимательно, в телефон заглядывал в текст. Сспасибо огромное Лене и артистам. Это прекраснейшее исполнение, но это мой личный опыт. Я так часто был в подобного рода отношениях, не только даже в гендерных отношениях, а в отношениях с людьми, что я сижу и понимаю: в какой-то момент меня туда втянули, а я так не хочу втягиваться, а мне не дают выйти, и диалоги такие мощные. И мне бы только встать и выйти, а это невозможно. Это, конечно, говорит о профессионализме Олжаса как диалогиста, когда реплики настолько плотно застроены, что у меня нет пространства закрыться от этого. Про монологи я все думал: кто же кому же говорит? Сейчас кажется, что это предсмертные записки. Олжас, спасибо огромное. Я так кайфанул, мне не очень хорошо после этой читки в хорошем смысле.

Аня Банасюкевич, театровед: «По поводу финала, он действительно открытый, но я в составе тех, кто воспринял этот финал как самоубийство, потому что там все время идет этот прием с дозой лекарств, когда появляются реплики: феназпалм – водка, водка – феназепам, - мне показалось, что это переключение в сторону героя, что он делает это с собой, а не с женой. По поводу вообще пьесы: я тоже поклонница этого текста. Название «Распад» для меня – это классный перевертыш по поводу развертывания событий. Это название «Распад» начинаешь относить не к героине, не к ситуации семьи, а именно к герою и, мне кажется, что в этой пьесе автор очень беспощадно разбирается с ним. Там есть невероятные грани того, что испытывает человек, оказавшись в такой ситуации. Сначала мы этому герою сочувствуем, и он ведет себя как человек полный терпения, сочувствия, смирения и прочего. А дальше происходит какая-то точка, после которой становится понятно, что он не справляется с ситуацией, с этой болезнью близкого человека. И вдруг начинается как бы размах маятника в другую сторону, и это становится катализатором распада морального, нравственного, человеческого. Когда он доходит до полной степени нигилизма, когда спускаются все тормоза, ты не справляешься и не можешь остановиться в своем распаде и загоняешь себя в ситуацию, из которой выход – к феназепаму».

Катя Алексеенко, директор «Центра ии. Мейерхольда»: «Я хочу сказать: «Спасибо, Олжас». Я восхищена как художником вами, даже подумала, что вы Толстой, только в драме. Настолько хорошо психологический портрет показан в героях. Я в середине пьесы, на словах: «Молчит. Молчит» – вдруг поняла, что это, да, о герое. Я бы даже назвала это «пьеса-абьюз» или «антропология насилия», потому что у героя началось это задолго, мы видим уже следствие. И потом линия контроля и власти, «таблетки – власть – контроль – власть – таблетки», как бездна. Через героя я понимаю природу насилия, насколько она глубока, насколько она прожигает все, что рядом есть живое. И, мне показалось, что герой равен портрету бездны насилия, насколько тонки эти слова, что он «молчит». Я понимаю, что он не вступает в диалог, и для него уже жена – это какая-то функция».

Андрей Иванов, драматург: «Олжас, большое спасибо за текст. Ты очень крутой художник. Мне этот текст ценен его чрезвычайной психологичностью, мне интересно зерно этого текста, то есть откуда все. К шизофрении нельзя быть готовым, это беда очень страшная. Человек меняется, и ты ничего не можешь сделать. Это какой-то шторм, стихия. Ты можешь только как-то купировать, рефлексировать и реагировать. Что касается текста, он глубоко психотерапевтичен как и сериал «Чернобыль». Тут даже есть игра с распадом ядра атома и человеческого ядра. Сериал «Чернобыль» нам рассказывает об этой страшной катастрофе, к которой не был готов весь мир, а пьеса о том, как к страшной катастрофе не готова семья, человек. Что касается вопроса про крылья, для меня очевидно, что это самоубийство. Я бы также хотел не согласиться с Аней по поводу морального распада: я думаю, в этих долинах мрачных нет морального и неморального. Мы хрупкие люди».

Артем Ефименко, драматург: «Спасибо большое» за пьесу. Я полностью согласен с Аней, я сразу понял для себя, что «распад» здесь именно у одного героя – распад личности психический, а у другого – моральный. Я так для себя это определил, и название очень хорошо захлопнуло эту историю. Я его не защищаю. Был момент, который запустил этот самый распад, мне кажется, эти монологи главного героя – это не более, чем его размышления. И в начале, когда он обращается в зал с этим монологом, а она такая: «Че?», - и он продолжает этот монолог. Она больше ничего ему не отвечала, у меня это триггернуло со вторым сезоном сериала «Дрянь», мне показалось, что она его понимала, а потом перестала. И в этот момент запустился распад».

Денис, зритель: «Олжас, это прекрасная пьеса. Я сидел и слушал, не отрываясь. Диалоги построены так, что был все время в пьесе. У Чехова есть рассказ «Черный монах», я здесь увидел такую же параллель. Я мало знаю о душевнобольных людях, но мысль у меня такая: возможно, с самого начала пьесы, мы видим, что она художник, что она как-то преобразует этот мир, а ее муж изначально отвечал какими-то очень односложными предложениями. Как будто он не хотел ей раскрываться, как будто он не хотел помочь ей, и, может быть, если бы он был чуть более нежный, чуть более открытый с ней, ее болезнь не так бы прогрессировала».

Елена Ненашева, режиссер: «Это прекрасный текст, и я счастлива с ним работать. Неслучайно звучал Чехов. Я думаю, что одна из самых ценных качеств драматургии – чтобы она не была плоской. Когда есть эти разные пласты, и слова можно трактовать по-разному, и ставить по-разному. Это уже огромное достоинство пьесы. Да, жена просто сходит с ума – я думаю, что любой человек, который в своей жизни сталкивался по-настоящему с такой историей, он знает, что никакого «простого» схождения с ума не бывает. Не бывает никакой простой реакции со стороны, и поэтому, лично для меня, нет никакого поля для осуждения героя или вознесения его. Это история, которая может произойти с каждым из нас. Для меня это текст о хрупкости нашей жизни, и это очень важно. Мы как художники заняты другими группами, но ад может случиться и с нами тоже – важно про это помнить».

Олжас Жанайдаров, драматург: «Я никогда не любил объяснения, потому что я за многозначность. Я как раз фанат создания полей интерпретации, и, собственно, поэтому я пишу тексты. Для того, чтобы услышать то, что вы скажете. Я могу ответить на вопросы, которые прозвучали, но, знаете, всегда, когда возникает такая ситуация, я думаю: скажешь что-то, какую-то трактовку, и умрут все остальные. Это меня всегда в сложную ситуацию ставит, потому что мне нравятся расходящиеся тропки, нравится многозначность, нравится в землю разные кладики зарывать, и каждый откапывает что-то. Лена, когда прочитала эту пьесу, сразу задала вопрос про финал, и я ей сразу ответил: она режиссер, а зрителям и читателям необязательно это объяснять. Мне не хочется влиять на их сознания. Я очень лояльный драматург, я с удовольствием смотрю разные интерпретации своих текстов, и у меня нет однозначного ответа по поводу финала».

Рената Насибуллина