О читке пьесы «Big in Japan» Исмаила Имана

Пьеса небольшая, но ее текст можно сравнить с добротным кирпичным домом: ни одну реплику из него выбросить нельзя – иначе рассыплется все. Героев этой истории от драматурга из Азербайджана Исмаила Имана собрало вместе страшное обстоятельство – похороны.

Умерла дочь, возлюбленная, подруга, соседка – для каждого она была кем-то особым. При этом ее имя так и остается загадкой. Да и сама она – лишь предлог, сам человек просто улетучивается из жизни героев. В кругу друзей девушкой дорожил лишь Мика, который был в нее влюблен. Он переживает утрату – легкой тоской. Сара не огорчена совсем, ведь теперь ей освобожден путь к сердцу Мики. Против ли он? Вовсе нет. Что у молодых героев, что у взрослых нет каких-либо чувств в целом, их заменяют мотивы и желания – не более. Сару волнует Мика и получение дозы, Мику – его подкаст и небольшая несправедливость мира, которую он выражает в своем подкасте, о котором никто толком не знает. «Big in Japan» – то, чего не знают в родной стране, но известно всем за ее пределами. Никто не знает о том, что творится в маленьком мирке этих героев, но они знают, что таится за внешними стенами. Мика не дает слушать свой подкаст друзьям, никому, кроме той, что мертва. Он хочет быть частью этого.

В пьесе нет конфликта поколений: молодежь и люди зрелого возраста не находят общий язык просто потому, что им скучно друг с другом. Все заняты исключительно собой. «Человеку нужен человек», – но ведь важно, какой человек будет рядом? Героям этой пьесы это неважно, это их равнодушие, пассивность.

Тема бегства ключевая в этой пьесе. Бегство не столько из страны, сколько от своих проблем: наркотики, виртуальная реальность, алкоголь, натирание пола до степени скольжения – попытка спрятаться от внешнего мира хотя бы в маленьком деле. Бездействие для общества и потеря личности как способ избавления от всего, что тяготит. Это не только про Азербайджан, это про весь мир в целом.

Драматург Исмаил Иман участвовал в обсуждении по видеосвязи из Азербайджана.

Олжас Жанайдаров, драматург: «В программе «Любимовки» это еще один текст, который позволяет нам рассмотреть то, что происходит в бывших советских республиках, подышать местным воздухом, заглянуть в их квартиры. Если пьеса «Паспорт» казахстанского драматурга наполнена радостной интонацией, то пьеса «Big in Japan» Исмаила – горечью, горькой иронией. Интересно поизучать природу этой горечи. На мой взгляд, это глубокое противоречие между национальными устоями, системой правил, кодексом морали, которые сильны в патриархальных сообществах. Это стремление к свободе, потому что тяжело вести прогрессивное существование, чтобы не оглядываться на то, что скажут родственники, соседи – от этого возникает горечь. Причем здесь нет бунта, но возникает тихое внутреннее отчаяние, выход: либо уехать, либо сдохнуть от передоза. По поводу названия: для автора важно было подобрать общую метафору, и это получилось. Эти люди никто на своей родине и стать кем-то им очень сложною».

Евгений Казачков, драматург: «Очень мне понравилась эта пьеса, очень я рад, что здесь из Азербайджана звучат пьесы, но у меня есть ряд вопросов, которые относятся не столько к содержанию пьесы, столько к контексту. Вся моя семья из Баку, они все уехали в 70-м году. Я побывал там 5 лет назад и увидел европейский город, крепость вся вылизана. Раньше я убегал оттуда, а теперь мы гуляем там спокойно, кушая мороженое, причем на улицах звучит речь русская с очень характером акцентом, люди бесшовно переходят на азербайджанский и обратно. Первый вопрос, который волнует: написана ли эта пьеса сначала по-русски или же написана, предполагая, что они переходят туда и обратно? Второй вопрос. Когда я спрашивал все время у родителей, почему они уехали, папа говорил: «Ну понимаешь, менталитет», – и глубоко он разобрать это не мог. В 2015 году это чистый ухоженный город, все спрашивают, помочь ли тебе. Он был удивлен. Мы сидим в кафе каком-то очень пижонском – «Мерси Баку», типа азербайджанская кухня с французским акцентом, – и официантка говорит: «Я тоже хочу отсюда уехать, потому что менталитет». И я чувствую, что в этой пьесе звучит момент, что надо уехать, но, наверное, это мой второй вопрос: предполагается, что это рассчитано на аудиторию, которая понимает, о каком менталитете, о какой-то атмосфере речь. Но я не могу понять, есть ли в самой пьесе контекст этого или предполагается, что мы понимаем, о чем идет речь? Насколько важен для автора контекст и как он проявляется?»

Исмаил Иман, драматург: «Спасибо большое режиссеру, всей «Любимовке», всем ридорам и директорам, потому что благодаря вам Япония существует. Что касается пьесы, то она была написана на русском языке, и в принципе, когда я писал, я представлял, что эти люди говорят на русском, но вот сейчас мы готовим перевод на азербайджанский, и мне тоже интересно, как это будет звучать, потому что все тревоги, которые есть у героев, они и у русскоязычной публики и у азербайджанскоязычкой. Это все общее, что касается менталитета, о котором говорил Евгений. Но я бы не сказал, что проблема исключительно в менталитете. Это заезжанное слово, которое часто используют, которое я терпеть не могу в целом. Важнее настроение отъезда, которое я постоянно слышу вокруг от молодых людей, которые могли бы что-то сделать. Оно возникает, даже когда доллар по хорошему курсу – всегда есть это желание. Оно мне не нравится категорически, и этот побег в условную Японию…Я бы хотел, чтобы эта Япония была за нашими окнами. Это и про побег, и про отчуждение от своих и родных, и от самого себя, где каждый занят самим собой и своим же выживанием».

Екатерина Августеняк, драматург: «Мне как раз понравилось, что есть универсальная ситуация, она мировая: в любой точке мира найдется проблема, почему хочется уехать. И эти проблемы, эти конфликтные ситуации, они внутри семьи, внутри дружеской обстановки сопротивления поколений. Вообще очень плотный текст, хоть и небольшой. У них там конфликт внутренний между компанией друзей и еще между родителями – он универсальный. Хочется уехать куда-то еще, в какое-то несуществующее место, но у героев есть это понимание, этот анализ, что ты никуда не сбежишь. И даже наркотический трип никуда не приведет. И речь идет о девушке, которая вроде как сбежала куда-то – да, это побег – и становится страшно, потому что это вроде как выход, мы замкнуты и куда же вырваться? Много возникает ассоциаций. В пьесе есть свежий взгляд: вроде бы и узнавание, но вроде бы и какая-то сегодняшняя история».

Полина Бородина, драматург, арт-директор «Любимовки»: «Я немножко хотела бы сказать про структуру этого текста, он страшно просто и традиционно устроен, при этом это ему не мешает, а украшает его. Мы все знаем пьесы, в которых использован этот прием, когда обычное драматическое действие, которое разворачивается в сценах и диалогах, чередуются с каким-то монологами более литературными, письмами или дневниками. Это немножко другого регистра текст, в данном случае – подкаст, и это страшно обаятельно и страшно органично, показывает контраст мира, в котором Мика живет, мира очень локального. И это другой текст на уровне языка, в нем есть что-то смешное со своими представлениями о жизни. Он старается понравится. Вам удалось это передать, и, наверное, моя единственная критическая ремарка «на кончике ножа»: я читала текст и обратила внимание на ремарки, что вы указываете, как их нужно произносить – «смешно», «серьезно», «смущенно» – мне кажется, что эти ремарки лишние, потому что вы отлично передаете все эмоции в самих диалогах, и они выглядят приметой старого театра. Вы легко от многих их них откажетесь, и это не повредит тексту».

Полина Пхор, арт-директор «Любимовки»: «Круто, что появился новый тип конфликта: даже не менталитет не готов поменяться, а то, что это люди, которые уже поменялись, и они уже живут по современным, глобальным представлениям о мире, но не могут состояться, и у них есть возможность уехать, но они не хотят этого делать. Эти люди готовы стать новыми людьми, но само место они не готовы покидать. И этот дядюшка Чина, которого в конце пинают ногами, он отражает историю противостояния. Это новая энергия, которая выражает отношение к старой. Параллельно герои находятся на поминках».

Оля Рафаева, журналист: «Про интонацию у меня четкая ассоциация с Орханом Памуком, а по поводу «все всегда хотят уехать» – это в человеческой природе, это почти всегда так, но я чуть-чуть не согласна. Последние лет пять я часто задаю вопрос людям: хотят ли они уехать. И, действительно, 90% отвечают, что да. Кто-то мечтает об Америке, кто-то о Европе. Но Дания говорит: «Не, не, не, куда нам уезжать». Если мы говорим, что большая часть хочет уехать, это «часть» с определенным бэкграундом и определенной экономической ситуацией. Нельзя сводить к свойству человека куда-то бежать. Такое свойство есть, но оно не равно для разных стран».

Артем Дубра, режиссер: «Когда я прочитал пьесу, у меня были одни впечатления, потом я услышал прочтение ребят, и появились другие. Я каждый раз по-новому слышу этот текст, все больше и больше вибрировать начинаю. Но почему-то мне кажется, что здесь колорит ради колорита, и как будто невольно я сразу могу наткнуться на такую мысль: если я не белорус, то меня это не касается… Ситуация, на мой взгляд, острая как раз-таки и у молодых, и у взрослых. Они как будто друг к другу тянутся, и в этой точке начинают сходиться, и это самое клевое, крутое. Это не только про какой-то отъезд в целом. Мы постоянно пытаемся куда-то выйти, выбрать верную дверь и прорваться через нее: неважно, сколько тебе лет и на каком этапе жизни ты сейчас находишься, какие обстоятельства тебя окружают. Мне кажется, это глобальный философский вопрос про выход в целом».

Фото: Юрий Коротецкий и Наталия Времячкина