Про читку пьесы Дарьи Морозовой «Тихий дом»

 

Дебютом Дарьи Морозовой на «Любимовке» стала пьеса «Тихий дом», в которой два студента становятся частью цифрового Ада, в то время как им приходится учиться жить с осознанием трагедии. Смерть, наркотики и даркнет в режиссуре Андрея Маника адаптировались ситком-интонациями в психологическую драму двадцатилетних.

 

 

Сюжет пьесы развивается благодаря «богу из машины» в сборке 2020 года, а именно — таинственной интернет-организации, про которую неизвестно ничего. При этом главные герои, друзья-студенты Петя и Алёша, проживают личную стремительную историю взросления и привыкания к мысли о неминуемой скорой потере.

 

Идейный пафос текста снижен и успокоен лексикой. Диалоги ребят, которые не знают, как говорить о смерти, сводятся к междометиям и мату — к тому, что как будто бы может прикрыть пустоту от ужаса перед осознанием беды. Неуклюжие, а иногда даже режущие фразы озвучены нежнейшей интонацией, которая контрастирует с контекстом даркнета, втягивающим героев в свою загадочную деятельность. Лирическая линия Пети и Алёши развивается на фоне особенной действительности, иллюстрированной несколькими крипи-роликами и схематичным представлением структуры даркнета. Тайный интернет выступает движущей силой пьесы, которая создаёт фон «Ад-21-века» — идеально упорядоченную структуру со своими целями и задачами, мучающими избранных для этого героев. Сила системы испытывает на прочность хрупкую природу человека оцифрованным Адом.

Петя и Алёша избраны своими трудными диагнозами, всемирным заговором, а также друг другом: если влипать в наркотическую авантюру из списка «что успеть до смерти в двадцатилетнем возрасте», то вместе; если становиться голосом, то в голове у друга. Главным удивлением текста становится то, что беззащитность, искренность и наивность этих двоих мальчишек оказывается крепче Апокалипсиса, смерти и Ада.

 

 

Юрий Шехватов, арт-директор «Любимовки», режиссёр: «Я призываю всех говорить о пьесе, а не о теме, хотя она, безусловно, важная и интересная. Говорим о структуре сейчас».

Дмитрий, драматург: «Я боялся, что пьеса скатится в банальность, что это будет наркотрип человека, что, конечно, было одной из вариаций, но, благо, автор вывел её не на банальную сторону. Чем вдохновлялся автор? Мне пьеса показалась немного кинематографичной, потому что я увидел отсылки к нескольким фильмам: «Люси», «Сталкер» и «Начало». Почему автор привнёс такие моменты в свою пьесу?»

Дарья Морозова, автор пьесы: «В тексте у меня есть благодарности: «В пьесе использованы материалы анонимных авторов с просторов всего интернета. Спасибо каждому из них за вклад в мою пьесу и, что более важно, за вклад в интернет-культуру». Я никаких отсылок к фильмам сознательно не вкладывала. Я видела все эти фильмы, возможно, они как-то в моём подсознании существуют. Вдохновлялась я интернет-культурой, а именно крипипастой с анонимных имиджборд. Все эти видео являются актами интернет-искусства абсолютно анонимного. Меня эта тема сильно интересует и волнует. Поэтому я решила переместить это из интернета в театр».

Виктория Костюкевич, драматург: «Хочу похвалить читку. Актёры и режиссёр хорошо справились, почувствовали, было тонко сработано, подано интонацией. У меня вопрос к автору: какая это по счёту работу? Написано ли это серьёзно? В начале два героя говорят: «Я больной раком», а второй отвечает: «Я шизофреник». Мне понравилось, это комично. Хорошее начало. Потом динамику просадило ощущение, что чего-то не хватало. Это на каких «щщах» придумано? Это что — хоррор или саркастический хоррор?»

 

 

Юрий Шехватов: «Вы можете не отвечать, Даша».

Дарья Морозова: «Это моя полуторная пьеса. У меня есть ещё маленький текст, очень маленький. Я писала сценарии. Про жанр я думаю, что это и так, и так написано. Я понимала, что если я напишу серьёзными «щщами», то это будет выглядеть довольно убого, поэтому я старалась разбавить чем-то более лёгким, смешными репликами, чтобы не выглядело как плохой непонятный хоррор».

Виктория Костюкевич: «Если это первая пьеса, то Даша — перспективный автор, если не писать ничего на серьёзных «щщах». Попробуй отходить от того, что засело, чем ты вдохновлялась. Если тебе кажется, что выходит похожее на что-то — коли себя иглой в руку и не делай».

Юрий Шехватов: «Вы можете не колоть себя, Даша».

Виктория Кострюкевич: «Мне понравилась лёгкость языка, диалоги очень понравились. Было интересно, не скучно, динамично, но что-то с формой и внутренней структурой случилось не то. Я в вас верю. Пишите третью пьесу сразу, как говорит Миша Дурненков».

Соня Дымшиц, драматург: «Хочу поблагодарить создателей читки, с одной стороны, за быстрый темп. Был пульс во время прочтения, и держался он хорошо. С другой стороны, за милость по отношению к зрителям. Я так понимаю, в тексте были ссылки на видео, и то, что режиссёр решил не выводить их все на экран, для меня было большим спасением. Я человек нервный. Я даже думала, может, мне вообще глаза закрыть. Спасибо, что пожалели мою бедную психику».

Юрий Шехватов: «Андрей вывел все, но очень деликатно промотал всякие выстрелы в рот и прочее».

Соня Дымшиц: «Сложилось ощущение, что текст строится как архетипический голливудский блокбастер. Герои практически прямым текстом говорят: «Ты избранный. Ты можешь это сделать, пойти, войти, пережить». Нэо, Фродо — кто угодно. При этом диалоги практически из ситкомов. Такое столкновение двух структур с тем, что благородное добро совершается – хотя совсем не понятно, насколько оно благородное и насколько оно добро и чем там вообще всё дело кончилось – создаёт у этого текста потрясающий объём и перспективу. Мне понравился финал, когда страшная непонятная история с кибер-вторжением, видимо, заканчивается мыслями: «Не слушай их, ты классный!» и «Спасибо!» Герой воплощается голосом в голове своего друга, и это на самом деле намного важнее, чем то, что Землю настиг глобальный Апокалипсис. Для меня это очень ценно».

Юлия Тупикина, драматург: «Этот текст исследует то, каким образом культура преломляется в массовом сознании, и что в ней остаётся. Есть наше время, есть некий культурный контент нашего времени — фильмы, мультики, сериалы и прочее — и есть то, что остаётся, то, как это всё отражается в таком зеркале как интернет и анонимные авторы интернета. Остаются два персонажа — оба мужского пола — приближенная к гей-драме пара. Один — типичный герой-шизофреник, второй — больной онкологией. Это важно, это не случайные люди. Значит, это герои нашего времени. Остаётся ещё теория заговоров, обязательно есть какая-то организация, которая голоса насылает, куда-то втягивает. Такой сюжет очень популярен в массовой культуре. Есть некое современное представление об Аде — даркнет. Все эти феномены собраны в модель, объединены нарративом, и это интересно поисследовать с социологической точки зрения. С точки зрения художественной это не на сложных «щщах» и не для того, чтобы посмеяться написано. Этот текст — опытный образец, который можно препарировать, смотреть. Интересную работу сделал автор, создав современную модель отражения массовой культуры в анонимных текстах интернета».

Игорь Ветренко, драматург: «В этом тексте исследуется одна тема в начале, потом происходит переход к другой теме, а в финале случается возвращение к первой теме. В результате возникает некоторая раздробленность. Возможно, это и заложено. Всё выстроено так, что друг с другом связано, но в этом есть некоторая сложность цельного восприятия».

Наталья Скороход, сценарист, драматург, театровед, искусствовед: «Даша меня поразила, поскольку её дипломным выпускным сочинением был киносценарий «Дно». Не потому что это какой-то привет Горькому, а потому что Даша сама жила на станции Дно и оттуда она приехала в Питер. Это было прощание. Получилась реалистическая-сюрреалистическая комедия о том, как человек приезжает из Петербурга спасать эту станцию от того, что в ней творится. Это был просто документальный ужас, написанный весьма смешно. Это была сложная пьеса с огромными сценами, с массой действующих лиц. Поэтому перед нами опытный сценарист. Здесь я была поражена, что вдруг в пьесе такое линейное повествование. Фактически здесь одна линия, усложняющая обстоятельства. Эту пьесу можно рассмотреть, как проблему опыта потери другом друга. Тогда пьеса укладывается в единую арку. Проблема смерти человечества, которая много обсуждается художниками, как вида, на смену которому приходит кибер-вид. Что касается драматизма и комедийности: это абсолютно тарантиновский жанр, когда мы смеёмся-смеёмся, а потом нам становится очень неприятно. Вот это «очень неприятно» — драматический эффект».

Нина Беленицкая, арт-директор «Любимовки», драматург: «Даша, считаешь ли ты работу над этой пьесой законченной?»

Дарья Морозова: «Думаю, возможность работы еще есть».

Нина Беленицкая: «У меня было ощущение, что нам явлен сложный, по-настоящему взрослый замысел, и есть места в пьесе, над которыми ещё имеет смысл работать, чтобы замысел автора был более явно донесён зрителям. Не хватает примерно половины второго акта. Мне было коротко, не хватило хоррора. Когда стало по-настоящему жутко, ты пожалела то ли нас, то ли себя, но не пошла туда, куда пьеса шла до этого. Мне кажется, это та возможность, которую не стоит упускать, потому что есть обещание, которое как будто бы не выполнено. Часть презентации Ада и ужаса — это будто бы меньше связано напрямую с героем, чем могло бы. Оно существует какой-то своей жизнью.  Я бы сказала, что там две линии: линия Ада и героя, который туда спустился. Хотелось бы большего взаимопроникновения и контакта. Финал с лечебницей предугадывается с самого начала: они пациенты, и это ассоциация первого порядка. Мне очень нравится история про голос, но, может быть, менее очевидным способом он мог им оказаться».

Юрий Сорокин, драматург: «Пьеса кончается неожиданно, как обрыв сети, спасибо за это. Вопрос из чатика «Любимовки»: «Использованные крипи-видео очень старые, лет 10 как минимум, и очень известны уже на первом уровне инета (банальная Мракопедия). Не было желания поискать более свежие вещи? В реальном даркнете? Или придумать самой?»

Дарья Морозова: «Я прекрасно знаю о возрасте этих видео. Материала более современного, более страшного, более какого-то интересного у меня огромное количество. Но, да, я в какой-то мере пожалела зрителя. Я побоялась добавить что-то более мрачное, более непонятное по той причине, что я хотела, чтобы моя пьеса была в итоге представлена. Я немного об этом жалею».

Нина Беленицкая: «Я имела в виду не ролики, а ужас пьесы».

Андрей Маник, режиссёр читки: «Очень важна тема. Я стараюсь читать современные пьесы, но их так много, что я не могу все охватить. Я присоединяюсь к тому, что есть структурные проблемы, которые в процессе могут уйти. Я подумал, что было бы интересно делать спектакль с Дашей, доводя в процессе. Мне правда кажется, что пора уже какие-то темы закрывать, а какие-то признавать и начинать с ними работать. Много ходим по кругу, а здесь выход в другое место».

Дарья Морозова: «Мне читка понравилась. Было сделано хорошо. Понравилось, как выглядели персонажи. Они были даже чем-то похожи. Спасибо всем за комментарии. Это мой первый опыт работы с театром. Я вдохновлена».

 

Евгения Ноздрачёва

Фото: Юрий Коротецкий и Наталия Времячкина