О читке пьесы «Горка»

Действие пьесы Алексея Житковского происходит в Сибири: середина декабря, молодая воспитательница подготовительной группы «ПЧЕЛКИ» готовится к новогоднему утреннику, а еще, ей нужно построить горку. Горка в пьесе — это и её судьба, по которой она стремительно скатывается, и жизнь, такая же ненужная и абсурдная. В финальной сцене все близкие Насте люди, неожиданно для неё, собираются вместе, чтобы помочь достроить ей её ГОРКУ, что тоже символично. Ценны в тексте не только образы. Через смех и юмор автор смог зацепить серьёзные проблемы. Пьеса выступает против той нечеловеческой системы, в которой приходится существовать главным героям. Настя, сильно изменившаяся с момента появления мальчика Озода, пытается если не противостоять, то хотя бы разобраться в сложившихся обстоятельствах.

Читка прекрасно раскрыла все смыслы текста. Многие отметили талантливую режиссуру и игру актёров. Действия разворачивались мгновенно, герои быстро становились объемными и неоднозначными, что вызвало много споров на обсуждении. Прозвучали вопросы: кто заведующая, воплощение античеловеческой системы или просто «уставший воин на этой войне»? Изменилась Настя после всего случившегося или осталась прежней? Можем ли мы что-нибудь изменить?

Обсуждение помогло глубже погрузиться в пьесу.

Михаил Дурненков, драматург, арт-директор «Любимовки», сразу предложил подключиться драматургам, обсудить, о чем пьеса, поговорить профессионально: «Кто детей играть будет в театре? (смех) Потому что эта пьеса вполне себе такое предложение, театр работает, что называется».

Александр Железцов, драматург, один из основателей фестиваля «Любимовка»: «Пьеса, конечно, очаровательная, она оставила сильное впечатление. Каким-то странным образом она перекликается с сегодняшним мастер-классом Кирилла Глушаева про импровизационный театр. Он очень хорошо сказал: «Юмор рождается не из “комикования”, а из неожиданной правды». Вот это как раз тот самый случай, когда юмор рожден из неожиданной правды и смешения жанров, и это хорошо работает. Но, чтобы совсем уж не растекаться в сиропе, и, если представить эту пьесу идеальной, мне несколько не хватает детей. Тут ведь хорошее поле для работы, потому что в детях всегда видны их родители, тут и социальная разница. Вот с этим можно было бы ещё немножко поиграть. Но это уже совершенствование достигнутого, пьеса чудная, поздравляю автора».

В самой пьесе для драматурга Андрея Иванова было особенно ценным «Воссоздание вот этого мира, близкого мне. Моя мама – педагог в детском саду, я постоянно слышал эти истории. Мне понравились женские образы, все женщины сделаны блестяще. Единственное, лично для меня, здесь есть некая абсурдистская пережатость, но всё получилось очень круто. Может быть, соглашусь с Александром, детей немного не хватило, вместо детей представлены в основном маски. Мы слышим трёх-четырех, а в детском саду главное напряжение – это ор, дети много шумят».

Алексей Житковский, автор, заметил, что в пьесе есть сцены в актовом зале, и они могут быть достаточно шумными и массовыми. «Когда я писал, то думал о тех, кто будет ставить. Им же будет тяжело решать это».

Александр Железцов: «А мне кажется, что не надо будет ничего решать. Я вспомнил, как когда-то видел чудный канадский спектакль, где детей играли взрослые актеры-мимы. Это просто изменение пластики, другой способ движения — это мгновенно считывается, и дальше ты видишь перед собой маленьких детей, ничего там особенного решать не надо».

Анна Банасюкевич, критик, арт-директор фестиваля «Любимовка»: «Действительно, блистательная читка, она мне помогла ещё больше полюбить этот текст. Вот вы сейчас говорили про детей, про их количество, а мне кажется тут их так мало потому, что эта пьеса скорее не про детей, а про взрослых. Что мир взрослых делает с миром детей, как мы организовываем этот мир детства, как мы превращаем его в территорию бесконечного фронта. Мне кажется, как-то правильно была выбрана интонация в первом монологе-чате. Настя напоминала в нем человека, прорывающегося через какую-то преграду, прокладывающего путь среди отрядов. И в этом есть понимание автора, некоторая сочувственная интонация по отношению ко всем персонажам. Потому что каждый обустроился в этой системе как мог: родители, пытаясь утвердиться в этой сложной и странной иерархии, заведующая, которая сначала мне показалась воплощением античеловеческой системы, тоже, просто уставший, разочаровавшийся солдат на этой войне. Она понимает, что не может что-либо изменить, поэтому пусть оно как-то так всё идет, нет смысла долбиться в ворота. А главная героиня, которая ещё молодая, просто проламывает дорогу, бессознательно прёт по своему пути, потому что интуитивно чувствует, что так надо, что у неё есть интуитивное призвание, которое она для себя ещё не сформулировала. И в финальной сцене, когда она видит тех людей, которых меньше всего ценила, мне кажется, признание для неё становится осознанным. Это жизнеутверждающая пьеса, в которой говорится о том, что, когда есть тоталитарная, античеловеческая система, тем не менее, работают горизонтальные связи. Люди сами собираются, и в этом – наше спасение».

Андрей Иванов: «Ещё, мне не хватает бекграунда главной героини. Мне всегда было интересно, почему люди идут в помогающие профессии, почему терпят этот ад. Зачем ей это нужно, если это её так убивает. Я мало узнал о Насте, может быть, поэтому мне не совсем раскрыт её внутренний конфликт». Андрей замечает, что у Насти ведь есть нормальный мужчина, неужели материнский инстинкт мог перечеркнуть отношения. Что подточило их нормальные отношения?

С Андреем не согласился зритель: «Бекграунд Насти мне как раз очень понятен. Она приходит к детям в эту страшную вертикальную атмосферу, в зону ответственности, на неё всё давит, поэтому она постоянно лает, от всех открещивается. И вдруг появляется Озод, и вся её агрессия пропадает. Её внутренняя энергия, которая раньше направлялась на саморазрушение, теперь превращается во что-то материнское, понятное, естественное для неё. А Олег просто ещё не готов, его агрессия естественна. Мне тут всё понятно».

Многие из зрителей обратили внимание на диалог-переписку в вайбере, оказавшуюся знакомой и жизненной. «Когда я начал всё это читать, — объясняет один из слушателей, — то понял: нет там никакой абсурдистской пережатости. Это чистая документальность».

Возникли споры и про финал пьесы, который автор оставил открытым. Михаил Дурненков: «У меня вопрос к автору: когда Настя стоит в красной куртке с всклокоченными волосами, в ней уже что-то изменилось?»

Алексей Житковский: «Я надеюсь, что да. Ради этого все и затевалось, мне очень важно, что она возвращается».

Евгений Казачков, драматург, арт-директор фестиваля «Любимовка», отметив очарование характеров и среды в пьесе, обратил внимание на содержательные, структурные моменты финала. «Мне не хватило как минимум одной сцены, которая по идее должна произойти между разбитым стеклом и красной курткой. Потому что эта сцена, которая осталась за кадром, она ключевая и самая главная». Он замечает, что «последняя сцена все-таки вытягивается актёрами» – они делают большие паузы и акцентируют интонации, и мы прекрасно видим то, что не до конца раскрыто в пьесе. «Я не говорю, что надо всё разжёвывать, но какая-то её внутренняя перемена, щелчок могли бы быть раскрыты через какой-то образ. На мой взгляд, там есть место и пространство для этого».

Алексей Житковский: «Для меня это был вопрос. Я много мучился над финальной сценой, были разные вопросы: почему она возвращается? изменится она или не изменится? Может быть, ей просто идти некуда. У неё есть расписание – в 11:00 строим горку, и она уже на автомате, как сломленный человек, идёт, и вдруг видит, что не одна».

Для Марфы Горвиц, режиссёра читки, стало важным четкое обозначение темы пьесы: «Это тема амбразуры, тема галер. Почему-то именно в России все девочки с пяти лет идут в балет, все занимаются, молодцы, хотя в других странах нет такой амбразуры, как у нас. Для меня скорее эта пьеса не ответ, а вопрос». Марфа говорит, что через образ заведующей хотела передать этот усталый мир, который у нас тянется веками, начиная с ГУЛАГа, с детского сада, и это неистребимо. Она задается вопросом: «Почему у нас так? Почему у нас система вот такая?»

Валя Николайчук

Фото: Даша Каретникова