Интервью с Ниной Беленицкой

 

В 2018 году к команде ридеров «Любимовки» присоединилась драматург и сценарист Нина Беленицкая. Нина рассказала нам о различиях в работе драматурга и сценариста, о драматургических трендах этого сезона и о роли фестиваля в жизнях начинающих авторов.

 

 

Нина, какие у вас впечатления от ридерства на «Любимовке»?

 

Это гораздо большая ответственность, чем я привыкла думать; наверное, потому что для меня «Любимовка» – нечто большее, чем фестиваль. Я могу назвать его своей школой, своим домом. Поэтому иметь отношение к принятию решения о том, кто сюда попадет, а кто нет – это что-то особенное. Хочется, чтобы с кем-то это произошло не просто впервые, но и изменило жизнь. Я хорошо помню, как это случилось со мной, как я послала пьесу на несколько дней позже без надежды, что меня отберут, и вдруг она оказалась в шорте. Это был, возможно, один из счастливейших дней в моей жизни. Облако воспоминания о нем иногда надо мной витало, придавая торжественности моменту. Бывает, что тексты сопротивляются, и тут очень важно отделять собственные чувства от профессиональных критериев, хотелось быть максимально открытой и беспристрастной. К счастью, отбор поделен на две части – лонг-лист и шорт-лист. Поэтому повтор и возвращение к текстам на втором этапе позволяет избавиться от первого, подчас более чувственного впечатления, и уже более рационально оценить тексты. Бывает, что с какими-то пьесами происходит любовь с первого взгляда, но уже второго прочтения текст не выдерживает. И наоборот.

 

Сколько пьес вам пришлось прочитать?

 

Не помню цифру, это намного больше, чем способен воспринять мозг, и, к сожалению, в таком потоке невозможно воспринять пьесы с тем вниманием, которого они требуют. Поэтому в выборе есть элемент удачи. Личные состояния ридеров, на момент встречи с текстом, тоже играют роль. И есть еще негласное, но и не абсолютное правило всех конкурсов: текст, пришедший в начале, когда отборщики свеженькие, рискует лучше запомниться, чем тот, который упал на ящик вместе с сотней других в последнюю ночь дедлайна.

 

Как происходит процесс формирования шорт- и лонг-листа?

 

На «Любимовке» это построено очень серьезно. На втором этапе, когда формировался шорт-лист, пришлось не только прочитать немало новых пьес, получивших высокую оценку других ридеров, но и перечитать те, которые понравились тебе, чтобы быть в состоянии аргументировать свое мнение для коллег. Ведь теперь мы не просто выбирали наиболее понравившиеся тексты, мы решали паззл: как будет выглядеть программа этого года. Дело в том, что у ряда пьес оказались спорные оценки, и число таких пьес превышало количество свободных мест в программе. Были настоящие дебаты, которые приводили к тому, что пока ты защищал пьесу и доказывал ее право быть прочитанной на фестивале, ты становился кем-то вроде ее импресарио.

 

Я знаю, что вы еще и креативный продюсер.

 

Да, я работаю в кинокомпании, занимаюсь телевизионными сериалами.

 

Можно ли сравнить заявки, присылаемые в кинокомпанию, с текстами, которые приходят на «Любимовку»?

 

Здесь отличия кардинальные, потому что заявки на сериалы пишутся, как правило, профессиональными авторами, которые хотят, чтобы это было снято, и исходят из реалий нашего телевидения. Они стараются ориентироваться не только на сферу собственного идеального, хотя такие сценаристы, слава богу, есть, но и уловить вкусы и желания продюсеров, которые принимают решения, а те, в свою очередь, пытаются угодить зрителю.  Идет ориентация на целевую аудиторию, которая, в основном, представлена женщинами, особенно, если речь идет о Первом канале, это старшие женщины, они будут отвлекаться на готовку еды, выходить из комнаты, к ним в комнату будут заходить их дети и внуки, это тоже надо учитывать. Поэтому все то, что мы так любим – второй план, настоящий язык – не нужно, и даже мешает. Ростки настоящего, именно в том понимании, какое есть здесь, – они там не нужны, если речь не идет об отдельных авторских проектах. И в принципе речь, то есть синтаксис, сегодняшняя речь там не является ценностью и предметом интереса. Это вообще один из критериев, по которым отличается работа драматурга от работы сценариста. Сценаристу не нужно быть таким бесконечно внимательным к уличной ежедневной речи.

 

Меня страшно порадовало, что люди, приславшие заявки на этот фестиваль, находятся в контексте современного театра. Это не случайные тексты, родившиеся у человека, который впервые сел за компьютер, хотя такое тоже возможно и нельзя исключать гениальных самородков – «Любимовка» всегда умела их находить – но общий уровень театральных авторов в этом году удивительный, он бросается в глаза. Я слышала от коллег, которые много слушают читки, что это одна из сильнейших «Любимовок». Это говорит о качестве многолетней работе фестиваля – расширении круга авторов, которые хотят написать специально для него. То есть «Любимовка» – это повод написать пьесу.

 

Но существует мнение, что есть пьесы для «Любимовки», а есть пьесы для театра.

 

Да, как раз «Ремарка» – больше конкурс пьес для театра, и это замечательно, что он есть. А «Любимовка» во многом нацелена на поиск нового языка, новых форм, поэтому она всегда выбирает самые странные, ершистые, непонятные тексты.

 

В свете того, что вы сказали о телевидении, там авторам «Любимовки» пришлось бы значительно снизить свой уровень?

 

Дело даже не в уровне, там тоже есть серьезные темы, и получаются сложные произведения. Но те рамки, которые заданы, ставят многих авторов в тупик. Это как если поставить рамки во время митинга, то образуется огромная пробка, потому что рамки не работают так, как они должны.

 

Кроме того, на «Любимовке» есть этот процесс обсуждений, работы, то есть это мастерская. Автор получает бесценную обратную связь от большого количества людей. А когда ты отправляешь заявку на телевидение, в основном, ты не получаешь ничего, в лучшем случае что-то короткое, вроде «не зацепило». Это еще тебе повезло, ты хотя бы знаешь, что случилось.

 

Зато в кино существует большое количество питчингов, и их все больше и больше.

 

Да, это живой процесс, и здорово, что это есть. Я была ридером на паре питчтнгов, там уровень намного ниже, чем на «Любимовке», сравнить невозможно. Если это не специально организованный, особенный питчинг, как правило, при каком-то фестивале.

 

Если сравнивать драматургические конкурсы с ситуацией в кино?

 

Крутизна ситуации в театре, в драматургии в том, что все гораздо более прозрачно. У человека, который еще вчера никак не был связан с театром, но пишет пьесы, – у него есть все шансы. При условии, что есть большая внутренняя работа, и он слышит и видит, что происходит вокруг. Например, он попадает на «Любимовку» – таких историй очень много. Насколько я понимаю, среди неофитов, которые пытаются прорваться в сценарное дело, намного выше процент людей, остающихся за бортом. Они не понимают, что нужно сделать, чтобы быть там.

Театр в принципе устроен, как более открытая система, там нет таких денег. И если в тебе достаточно энергии и желания что-то делать самому, ты найдешь свой курс. 

 

Например, то, чем всегда занимался Михаил Юрьевич (Угаров – Н.Ф.) – и в театре, и в школе документального кино – он любил брать людей с улицы, «с чистого листа». Потому что он владел инструментами, как такому человеку помочь стать художником.

 

На телевидении никто не заинтересован вкладываться в людей, проще купить готового профессионала, чем растить его. А «Любимовка» заточена именно на

развитие. Это школа, создание новых авторов – год от года, месяц от месяца, очень кропотливая работа. Я свое профессиональное становление связываю исключительно с «Любимовкой», это моя мастерская.

 

Что происходило в этой мастерской? Вы попали в шорт, а дальше?

 

Попадание на «Любимовку» раз и навсегда взрывает мозг. Это инициация. Ты, в каком-то смысле, перестаешь быть тем собой и становишься кем-то новым, тебя немного приподнимают над реальностью, хотя, это парадокс, ты, наоборот, попадаешь в реальность. Это то, что всегда делал Угаров – он новичкам всегда давал много авансов. Ты чувствовал себя уважаемым, тебя называли сразу автором, хотя ты был автор, может быть, одного текста. И дальше тебе уже просто как-то стыдно не соответствовать этому.  И главное – сделать выбор: это то, чем ты хочешь заниматься, или тебя случайно занесло?

 

К вопросу «занесло» или «не занесло» – как вы считаете, можно ли это определить по тексту?

 

Это страшно субъективно, хотя, конечно, когда ты читаешь подряд текст за текстом, то одни обращают на себя внимание, а другие… Конечно, любой текст обладает определенными качествами, по которым можно понять – это литературный текст или просто буквы, сложенные вместе. Надо сказать, что отъявленных неудач на «Любимовке» было совсем немного. Даже пьесы, которые не были отобраны, могли бы, возможно, в другой раз пройти. Просто они более банальные, более предсказуемые, похожие. Но это тоже важно для многих начинающих авторов – пройти через подражательство. Тут еще важно всегда понимать, кто стоит за текстом – молодой автор или это уже человек, написавший n-ное число текстов. Потому что иногда молодого автора хочется поддержать больше.

 

Эйджизм?

 

Немножко. Это удивительно, что когда ты переходишь из категории молодых авторов в категорию ридеров, в тебе эти механизмы включаются. Начинаешь ужасно хотеть, чтобы появился кто-то молодой и всех порвал.

 

На какие пьесы из шорт-листа вы посоветовали бы обратить внимание театрам?

 

Я не очень отделяю то, что цепляет меня как потенциального зрителя, от прокатной истории театра, которому нужно создать спектакль, на который будут ходить зрители. Думаю, что у «Колхозницы и рабочего» есть такой потенциал, потому что она говорит о понятных для большого количества людей проблемах. Она говорит на таком языке, который может быть и визуальным, и международным. Сегодняшняя пьеса «Иконостас» – я бы сегодняшнюю читку, сделанную Лизой Спиваковской, предложила бы кому-нибудь себе забрать, она прекрасна. «Пол – это лава, а Маша шалава» Маши Конторович, «Голая» Милы Фахурдиновой, «Магазин ненужных вещей» Ани Агаповой.

 

Но я немного начинаю бояться театров. Возможно, этот подход «прокатно/не прокатно», как и на телевидении, – это то, что немного противоречит авторскому голосу, который нам так важен. «Исход» Полины Бородиной, на мой взгляд, тоже возможен, но для малой сцены. «Пытки», «Как я простил прапорщика Кувшинова».

 

Что вам дал опыт ридера как драматургу?

 

Несмотря на то, что мы сами отбираем эти пьесы, все равно возникает сильное ощущение контекста. Встреча с теми текстами, которые родились в этом году – сильное впечатление, потому что это живое, немного природное, будто ветер подул. Встреча с ветром, она ценная. Плюс есть ощущение, что это в чем-то новое слово. Ты этого ждешь.

 

Какие тренды принес ветер, подувший в этом году?

 

Я бы сказала, что в целом люди, которые прислали пьесы на «Любимовку», свободно мыслящие, не отягощенные просмотром телевизора, и это здорово.

Еще для меня очевидный тренд – в этом году много пьес, написанных с формальным ходом и тех, которые можно причислить к современному искусству. То есть авторы очень естественно мыслят формой и мыслят в контексте современного искусства.

 

Есть пьесы, которые с точки зрения синтаксиса и пунктуации оформлены иначе. Не «он сказал – реплика – она ответила», а авторы пытаются работать со страницей. Но и удачных пьес, написанных с формальными ходами, в этом году особенно много.

 

Надежда Фролова

Фото: Мария Крупник