Беседа с Михаилом Смирновым, Елизаветой Спиваковской и Сергеем Карабань.

После читки пьесы «Иконостас.mp3» Юлия Костюркина пообщалась с автором, режиссёром и актёром о том, как можно поставить эту пьесу в театре и о чём всё-таки хотел сказать драматург.

Вы обсуждали, какой будет читка?

Елизавета Спиваковская: Да, мы общались, переписывались. Было две волны. Сначала мы обсудили все технические вопросы, а потом у меня появились новые – уточнения по тексту.

Михаил Смирнов: Да, например, где взять запись Флоренского. Про новости я объяснил, что это на усмотрение постановщика.

Е.С.: При этом вчера, когда я делала эти новости, финальную версию, перечитала письмо, где было написано, что «новости могут быть разного времени, они же особо не меняются». Я сделала в итоге абсурдный микс, там есть новости и от 9 мая, и от 1 сентября. Это важно.

Сергей Карабань: Мы не смогли отказаться от «Путин против мёда». Хотя это было перед выборами еще.

Е.С: Бывают любимые диалоги, а у нас появились любимые новости, любимые списки продуктов.

Как можно поставить эту пьесу на сцене?

М.С.: Мы не обговаривали вариант постановки. Но в читке я переживал больше всего за то, как читать два текста. Это же сложно. Если идёт звук и звук, то это разорвёт мозг в какой-то момент. И Лиза очень изящно придумала ход: один текст воспринимается визуально, а другой через слух. Наверное, это так и будут решать, когда будут ставить. Всё будет зависеть от конкретного постановщика.

Е.С.: Очевидно, что есть варианты внутри пьесы. Но я уже слышала, как кто-то говорил, что этот текст похож на киносценарий, а у меня было чёткое ощущение его визуальной силы. Я точно помню, когда мы этот текст разбирали, я всё время твердила про какие-то картинки, которые вижу или которые видит герой. В общем, текст визуально богатый. Насчёт звука: по-моему, мы не на первой репетиции вдруг решили послушать запись параллельно с читкой. И тут я поняла, что не слышу Серёжу, меня жутко отвлекает этот Флоренский. Я его выключила, и мы слушали только в перерыве.

М.С.: Такая сложность была на «Эхе Любимовки»: они сделали, как я написал, то есть один мальчик читал текст Флоренского, другой мой текст, и было сложно.

Е.С.: Но это тоже интересно.

По какому принципу были отобраны отрывки из книги Флоренского? 

М.С.: Я всё-таки старался сохранить диалог с левой колонкой. Чтобы была ирония или какой-то комментарий. Человек бежит, задыхается, а у Флоренского что-то про силу духа. С одной стороны, иронично, а с другой – философская, эстетическая концепция. Понятно, что в формате читки невозможно и не нужно ставить задачу – сохранить весь пятичасовой текст Флоренского. Хотя было бы интересно, посадить людей в фитнес-зал и включить им «Иконостас». Но, в принципе, я в тексте указал, что эти куски можно менять и двигать по своему усмотрению. Я предложил не конечный текст, а некое начало сотрудничества режиссёра с текстом. При этом там есть история.

Было заложено изначально, что человек начинает слушать «Иконостас», потому что у него трагическая ситуация в жизни? 

М.С.: Потому что ему важно что-то про себя понять, может быть, что-то заглушить. Это нужно понять уже тому человеку, который будет исполнять. Потому что у всех разные мотивации. Зачем он слушает «Иконостас» – вот это работа, вот это надо понять. Что его толкает? Почему? Я сознательно не даю ответа на этот вопрос, потому что не знаю, кто его будет исполнять, кто его будет ставить.

С.К.: Когда я в первый раз прочитал, мне показалось, что это музыкальная партитура, и как ни странно, все говорили про какое-то исходное событие, ещё что-то. Но там ничего этого не дано, там нет таких точек, которые можно впрямую взять и транслировать. И не нужно этого делать. Потому что жизнь, которую мы проживаем – она намного шире. Мы не зацикливаемся на одном моменте, даже переживая сложные периоды, например, утраты. Мозг человека так устроен, что он умеет переключаться. И это какой-то срез того, как мы в принципе существуем. Как проживаем день. В этом вроде нет ничего особенного. Но, когда есть правая колонка с текстом Флоренского, возникает диссонанс. Мы видим, к чему человек стремится, на что он не способен. Жизнь – больше, мы не испытываем только одну эмоцию.

М.С.: Очень клево получилось у ребят, что это событие как бы не важно в данную минуту. Мы можем догадаться, можем не догадаться про это исходное событие. Вот мы общаемся с людьми и не знаем, что на самом деле происходит у них дома.

Почему именно текст «Иконостаса»?

М.С.: Вот он смотрит «Фэйсбук», «Инстаграм», это тоже какой-то наш современный иконостас. Мы много занимаемся визуальной стороной жизни. Это не плохо, не хорошо, это просто так есть. И в этом тоже есть какое-то сопоставление эстетических времён. Интересно сопоставить фитнес-клуб и иконостас. Если включить это текст и пойти в фитнес-клуб, будет отдельное приключение. Ещё важный момент – музыкальность текста. Потому что две колонки – это диджейский пульт, где есть одна история, которая сознательно прописывалась с ритмическими повторениями, рифмой, рефреном, и вторая, которая будет к первой подключаться.

Если авторский текст будет не прочитан, а показан через действия, как кино? Пропадёт эффект?

С.К.: Никто не знает, пропадёт или нет, это нужно смотреть на практике. Любая творческая работа – это практика. По-другому, к сожалению, не проверяется. В голове у режиссёра все актеры сыграют гениально, а начнёшь репетировать – поменяется десять раз. Мы первую читку сделали, думали, что это так. Во вторую читку – по-другому, к третьей читке мы не знали уже что делать, мы прошли некоторые стадии работы над текстом. На мой взгляд, это пьеса про абсолютно нормальную хорошую жизнь. Там нет никакой трагедии, люди так живут. Они же счастливы. Женщины в бассейне – они счастливы. Абсолютно никакой ноты драматизма нет. Мы расстраиваемся, когда упало мороженое на асфальт, но это же не драматический момент. Эта пьеса про нормальную счастливую жизнь.

Юлия Костюркина

Фото: Даша Каретникова