О читке пьесы Анастасии Букреевой «Ганди молчал по субботам»

Четвертый день фестиваля открыла пьеса Анастасии Букреевой из Санкт-Петербурга «Ганди молчал по субботам». Петербургский драматург принимает участие в «Любимовке» с 2014 года, дебютировав с пьесой «Яблочный заяц». Режиссером читки стал Кирилл Вытоптов.

 

Центральный персонаж пьесы – подросток Саша, который предпочитает использовать другое имя – Мот. Его реплики доминируют над всеми остальными персонажами. Мот – большой мечтатель и доброй души человек. Он решил приютить у себя Лизу, бездомную из подземного перехода. Семья Мота – мама, папа и сестра – не поддержала его. У парня еще есть дед, но он страдает маразмом и, кажется, не до конца понимает, что происходит вокруг него. У Мота несчастная семья. Каждого из них по-своему жалко. Мать, потому что она страдает из-за ухода мужа к другой; отца, потому что он чувствует себя стариком; сестру, потому что она не может танцевать из-за болезни; деда, который собирается на войну в Украине под влиянием ТВ- пропаганды и разговаривает с мертвыми друзьями, как бы возвращаясь в прекрасную, советскую молодость. Лиза становится единственным человеком, с которым подростку действительно хорошо, но и она умирает. Пьеса начинается и заканчивается словами «Мама. Папа. Сестра. Дедушка. Карамелька. Мой дом. Моя крепкая, любящая семья», что символизирует возвращение к исходной, «долизинской» ситуации.

 

 

Читка пьесы прошла без особых внешних эффектов и приемов, и у этого решения есть объяснение. «В читке сложно предложить нереалистичные ходы. Это просто трансляция текста и не более того. Пьесу можно трактовать двояко: здесь можно увидеть и инопланетян, и обычных людей, поэтому я не пытался навязать какой-то вектор. В этом и есть достоинство пьесы» – полагает Кирилл Вытоптов, режиссер читки.

 

Одна из зрительниц заметила, что Аскар Нигамедзянов, выступающий в роли Мота, читал слова как «профессиональный диктор». Зрители встречали смехом почти каждое начало новой сцены, когда Аскар произносил странные наблюдения и впечатлений из жизни героя. «Нет, а все-таки, как космонавты ходят в туалет? Вот мне интересно, как. Как они едят – понятно. Но куда это все потом девается? Это что, чье-то говно летает в космосе? А когда они домой летят, уже к земле, и бах, приспичило им. Что тогда?» – вопрошает подросток в третьей сцене.

 

Обсуждения пьесы началось спокойно. Модерировал дискуссию драматург и арт-директор фестиваля «Любимовка» Михаил Дурненков. Слово взяла драматург Юлия Тупикина: «Я вот уже давно жду, когда эту пьесу поставят в ТЮЗе, потому что это – идеальный нуар для подростков. Мне кажется, что это пьеса о смерти. Исследуется тема смерти семьи, любви. События происходят во время взросления героя, когда он узнает всякие неприятные вещи: говно летает в космосе и так далее. Все это доходит до него в несколько запоздалом возрасте, в 16 лет. Распад семьи стал спусковым механизмом, причиной, по которой он начал работать с темой смерти. Вообще вся образная система пьесы – про смерть: мозги ежика, черви, пожирающие яблоко, трупы, жених и невеста в гробу. Недаром сестра смертельно больна. Бомжиха должна умереть. Дед тоже с мертвыми говорит. Герой глубоко переживает, что и он когда-то умрет. Для взрослого человека в пьесе слишком много смертей, но для подростков – это в самый раз. Мне кажется, они очень такое любят».

 

 

Вера Сердечная, отборщик фестиваля, увидела в пьесе другие темы: «Пьеса представляет собой разговор о такой актуальной теме как дауншифтинг. Герой отказывается от вещей, которые социализируют его. Он отказывается от своего имени, от наименований мама и папа, отключая себя от социальной структуры привычной для него, он отказывается от языка, от мытья. В итоге он отказывается от своего социального места. Сначала он смотрит на Лизу, а затем занимает ее место. Особенно интересным моментом является дауншифтинг во время подростковой инициации. Вообще наше общество лишено регулярного механизма инициации подростков, поэтому возникают всякие маргинальные сообщества, маргинальная культура. Пьеса, на мой взгляд, по-новому работает с инициацией, но здесь инициация не проходит, и новое социальное качество, которое обретает герой, представляется скорее в негативном ключе с точки зрения обывательского зрителя. Герой представляется как буддистское полное нечто, недаром тут Ганди возникает. Я благодарна Насте за последнюю сцену, когда происходит такая нарезка того, что было, и того, что есть».

 

Театральный критик, завлит театра им. Г. Камала из Казани Нияз Игламов вступил в спор с предыдущими выступающими: «Мне вообще не близко все, что вы говорите, хотя все это, наверное, есть. Я когда читал, то увидел сходство с романом Эрленд Лу «Наивно. Супер» по способу презентации текста. Для меня эта пьеса – история о социализации аутиста. Для вас он нормальный мальчик, а для меня нет. Где вы видели таких детей, которые приводят старых бомжих?»

 

«Ты не считаешь, что это реакция на развал семьи?» – парировал Дурненков.  

 

«Даже если бы они жили хорошо, то с этим парнем все равно что-то не то!» – полагает Игламов.

 

Драматург Наталья Блок также увидела странности в поведении Мота: «Для меня это была моно-пьеса. Еще мне показалось, что он не человек, а существо, которое считает себя сыном своих родителей. Для него нет никакой разницы между рыбками, собаками, между женщиной из перехода. Ему 16 лет, он не ходит в школу. Что-то с ним не так. Он такой Альф, считающий себя мальчиком».

 

Театровед Светлана Новикова увидела в пьесе влияние учителя Букреевой: «Если бы мы рассматривали пьесу ученицы или ученика Коляды, то в ней были бы маргиналы, и она бы начиналась с того, что у них все не так, но они имеют право на счастье. А у Натальи Скороход, которая любит тему смерти, семья разлагается на отдельные несчастные кусочки».

  

Драматург и арт-директор «Любимовки» Евгений Казачков выступил дважды. В первый раз он какое-то время подбирал слова, чтобы не обидеть автора, но затем перешел к содержательной критике. «Я очень люблю автора, но мне кажется, что мы занимаемся самообманом. Чуваку 16 лет. Он удивляется, что в космосе летают какашки, и это его драма жизни? Я много где слышал такие суждения, но здесь нет вызова театру. Я не почувствовал там – это мое субъективное мнение – какой-то боли, волнения. Что он делает в связи с тем, что у него разваливается семья? Он рассуждает о философии и пару раз приводит домой бомжа, а потом все это само по себе рассасывается. Я не понимаю, что мне хотят сказать. Я не узнаю ничего нового о том, как может повести себя человек в результате развода в семье».

 

Далее Казачков выразил несогласие с позицией Нияза Игламова о ненормальности Мота. «Там другие вещи. Человек бы вел себя по-другому в случае аутизма» – сказал Казачков.

 

«А что такое вызов театру?» – спросил Дурненков

 

«Как это ставить?» – воскликнул Казачков.

 

Казачкову возразил театровед Александр Вислов, похваливший пьесу: «Я хочу поздравить Анастасию. Она выросла в большого, не мейнстримового драматурга. Это отразилось и на этой пьесе, она не мейнстримовая. Пьеса добрая, сентиментальная, а сегодня принято писать жестко. Мне кажется, эта пьеса не бытовая. Здесь двойная оптика – со стороны мальчика и Насти. Вот это пересечение оптик драматурга и героя – самое интересное. Я не соглашусь с Евгением, что вызова нет. Вызов есть! Кто может сыграть Мота? Мне кажется, что она должна найти свой путь на сцену».

 

Режиссер Тимур Шарафутдинов также выступил в защиту пьесы: «Нужно об этом говорить в ТЮЗе ребятам, у которых что-то подобное происходит. Важно, что здесь поднимается тема семьи. Ребята сейчас дико инфантильные. У меня сосед 18-летний страдает и ведет еще более парадоксальные и тупые разговоры, чем Мот. Не аутист он, а нормальный парень! Он теряет опору в виде семьи и находит ее в поиске сына Лизы».

 

Поддержали Шарафутдинова и выступающие зрители. «Пьеса прекрасна. Таких людей как Мот очень много. Мы просто не хотим и не видим их. Лиза учит ребенка. Она как лекарство для него, поэтому родители после отказов разрешают оставить ее» – сказала Инна, лечебный педагог, специализирующаяся на аутизме. Пожилой мужчина из зала и вовсе заявил, что он «четырежды подросток, но ему было это интересно».

 

«Я различаю три вида произведений: что-то сделано через сердце, что-то сделано через голову и что-то сделано через усидчивость. Вот это сделано через сердце! Я слушал, затаив дыхание. Здесь есть то, что заставляет по-хорошему прослезиться» – добавил он.   

 

Казачков решил выступить со второй репликой, ответив всем: «Пьеса реалистическая, психологическая. Вот обстоятельства. Вот исходные события...»

 

«Евгений, она не совсем реалистическая. Это все-таки лирический тип сюжета» – не согласился Дурненков.

 

«Нет, поэтическая!» – послышалась реплика из зала.

 

Казачков продолжил: «Она написана поэтическим языком, но события в ней реалистические. При такой заданности, там нет внебытовых событий. Первый такой шаг происходит после расставания родителей, когда мальчик приводит домой бомжа, но этот сюжет не развивается. Там недостаточно каких-то технических вещей, которые показывали, что мир этого мальчика оригинален и парадоксален. Мальчика не интересуют секс, любовь, девочки. Где момент очарования и подключения к герою? Может быть, я его пропустил».

 

«Он пытается таким образом отстраниться, заглушить травму, полученную от развода родителей» – попытался объяснить Егор Сидорук, сотрудник театра «Школа современной пьесы».

 

В конце обсуждения несколько слов сказала автор пьесы Анастасия Букреева, которая не ожидала такой бурной дискуссии. «Не буду говорить, о чем я писала. Я не думала, что эту пьесу можно увидеть так, как вы ее описали».

 

Автор: Кирилл Гуськов

Фото: Мария Крупник