Интервью с драматургом Ринатом Ташимовым
Фестиваль «Любимовка» в этом году открылся пьесой «Первый хлеб» драматурга из Екатеринбурга, ученика Николая Коляды Рината Ташимова. После читки и обсуждения во дворике театра удалось поговорить с автором о творчестве, о семье и о том, как найти силы и смелость жить в наши дни счастливо.
Ринат, ваша пьеса может быть поставлена вне контекста татарской культуры?
Я вырос в условно татарском мире, но я не татарин, а сибиряк. В Сибири совсем другие татары. Мы с Михаилом Дурненковым, Юлией Тупикиной и Евгением Казачковым через месяц летим в Нью-Йорк, там переводят мою пьесу «Шайтан-озеро». Возник вопрос о кастинге: кто должен участвовать в читке? Я попросил, чтобы актёры были коренные американцы. Мне важно, что они – часть этой земли, потому что земля – один из важнейших образов в моих текстах. Поэтому, если переносить действие на какую-то другую почву, то, наверное, и не важно, что это татары. Но важно, что мои пьесы – это сказки. Я существую в некотором выдуманном мире, и законы этого мира действительны только в том месте, где я вырос, в этой деревне, на этом маленьком клочке земли.
Почему в вашей пьесе образ хлеба становится центральным?
В моей семье всегда культивировалось уважение к хлебу. Хлеб нельзя выбрасывать, хлеб нельзя не доедать. Это какое-то не материальное, а духовное составляющее жизни.
Часто в пьесах встречается такая ситуация, как в вашем тексте: между бабушкой и внуком или дедушкой и внуком – очень близкие отношения, а родители, напротив, мешают. Как бы вы объяснили это наблюдение?
Я не знаю, какая тут закономерность, в чём причина, я могу ответить только за себя. В большей степени меня воспитывала моя бабушка. Мои родители принимали, насколько это возможно, активное участие в моём воспитании, но они много работали, и я редко их видел. Мама у меня на рынке всю жизнь работала, а папа дальнобойщик. Все женские образы, которые циркулируются в моих пьесах, это всё моя бабушка. Я всё время пытаюсь в этих текстах попросить у неё прощения за те ошибки, которые я совершил, за то, чем её обидел и не успел исправиться, потому что она умерла.
Праздник и красоту, о которых говорит бабушка Нурия в вашей пьесе, возможно сохранить в себе и не потерять чувство реальности?
Я думаю, что нет. Кто-то говорил на обсуждении, что есть в истории культуры ситуации, идентичные с моей пьесой. Мы можем провести параллели, но всё равно моя пьеса – сказка, которую я для себя придумал. Праздник, о котором говорит Нурия, никакая не ностальгия по нашему советскому прошлому. Просто это среда, которую я для себя придумал, я бы хотел там жить и хотел бы, чтобы мои близкие люди так жили.
А если говорить о празднике и красоте в духовном смысле, как об отношении к жизни?
Я думаю, что это возможно. Но, похоже, что людей, способных на такое мужество – жить счастливо – всё меньше и меньше. Мне стыдно за то, что я не чувствую себя счастливым. Я радуюсь, веселюсь, но я не понимаю и не принимаю тех закономерностей, которые происходят в нашей жизни. Мне не хочется с ними взаимодействовать. Я хочу свою сказку.
В театре вы работаете и в качестве актёра, и в качестве режиссёра. Меняет ли это ваше отношение как драматурга к интерпретации собственной пьесы на сцене?
Нет. У меня только две постановки пьесы «Пещерные мамы», одну я сделал, одну Александр Кудряшов. Я не соотношу с текстом пьесы спектакль, который уже вижу на сцене. Моя пьеса была просто поводом, спектакль, может быть, ко мне и не имеет отношения. У меня всего три пьесы, потому что моя основная деятельность в том, что я актёр, и ещё немножко режиссёр, на это уходит большая часть времени. Если бы я не был ни актёром, ни режиссёром, я бы писал больше пьес. Мне дико нравится быть одному в своём мирке. Когда это выходит на сцену, это уже другой мир, не тот, который я придумал себе сам.
На читке возникла дискуссия: ваш текст очень смелый и по разным причинам не может иметь сценической судьбы. Могут ли пьесу поставить в вашем родном городе?
Мне кажется, что в моём городе возможно всё, потому что это Екатеринбург – самый лучший город в мире. А в других не знаю, наверное, нет. Сказали же на обсуждении, государственные театры побоятся брать пьесу в репертуар. Зато это возможно в частных театрах. Я мало сейчас об этом думаю. Я пишу пьесы, потому что это доставляет мне большое удовольствие.
Вы уже не первый год на «Любимовке»: какие ощущения, ожидания?
Я думал, что в этот раз буду чувствовать себя спокойнее, уверенней, но я нервничал ещё больше. Я очень хотел, чтобы актёры получили удовольствие от взаимодействия с моей пьесой. Мне кажется, что «Любимовка» – это чудесное изобретение. Надеюсь, что фестиваль разрастётся и превратится в огромный центр, в котором будет много механизмов и путей для взаимодействия театра со зрителем.
Автор: Анастасия Казьмина
Фото: Шамиль Хасянзанов