Интервью с Анастасией Букреевой

Автором пьесы «Про дождь»

 

Первый вопрос у меня довольно очевидный, но без него не обойтись. Как вы пришли к драматургии?

Это было в 2012 году, я написала пьесу совершенно случайно, потому что все остальное уже попробовала написать – это были рассказы, пара романов. И даже с одним издательством почти сложилось, но мне сделали заказ такой темы… я поняла, что не хочу и не могу по заказу писать романы про Куршевель. Тогда просто сдали нервы и написала пьесу. Пьеса была сделана очень неправильно, я не знала никаких законов драматургии, на ощупь набрала какие-то конкурсы, отправила ее и прошла. Меня пригласили на Омскую Лабораторию, для меня это стало началом вообще всего. С тех пор я пишу пьесы. Я считаю, что Омский театр драмы – это моя альма-матер. Он заразил меня театральным вирусом сразу. Мне очень тогда понравилось, и я стала понимать, что за правила есть в драматургии, стала их изучать и дальше пошло.

Я читала, что у вас есть театральное образование, расскажите об этом подробнее.

Это магистратура Театральной академии при Александринском театре, при Новой сцене. Я училась там два года, а изначально первое образование не было связано с театром.

А магистратура…

Магистратура – по направлению "театральное искусство", проектирование спектакля.

Это помогает вам в написании пьес?

Скорее, очень здорово помогло мне поменять оптику. Мне хочется верить, что я могу открыто смотреть на разные вещи, которые раньше меня возмущали, и я думала, что так нельзя и сама я ни в коем случае этого не полюблю. На Новой сцене были очень резкие направления, эксперименты, и меня это очень обогатило. Теперь я принимаю, понимаю, что можно по-разному относиться. Я училась на курсе Валерия Фокина и Марата Гацалова, а куратором моим по драматургии была Наталья Степановна Скороход. Но до этого драматургическое образование я получила на лабораториях, на каких-то фестивалях, за 4-5 дней они давали огромное количество знаний для меня, которые потом превращались в пьесы.

Вы называете своими учителями в литературе и драматургии Стоппарда, Булгакова, Бредбери. Но тех, кого вы перечисляете, все-таки являются классиками, а есть ли и современные драматурги?

МакДонах, думаю.

МакДонах тоже уже классик. Может быть, среди русских драматургов?

Если честно, конкретные имена мне очень сложно назвать, потому что я читаю некоторые пьесы и понимаю: «Боже мой!» Я могу авторов даже лично не знать, они не известны. Так что выделять затрудняюсь. Наверное, Вырыпаев, Курочкин, Пряжко.

У вас есть друзья-драматурги, вообще много друзей в театральном мире?

За два года их не так много, как могло бы быть, но они есть.

Про пьесу. Можете рассказать, как велась над ней работа? Я так понимаю, что пьеса документальная?

Она должна была быть полностью документальной, но это не получилось, потому что люди, с которыми я договорилась вести беседу, не появились сразу. Я писала пьесу около двух с половиной недель. А до этого набирала материал около четырех лет, потому что браться за тему было очень сложно, мне очень не хотелось, чтобы это выглядело как спекуляция и мне не хотелось спекулировать на этом, но дело в том, что с Крымском у меня были связаны "координаты". К примеру, там есть героиня Надя, которая заходит в автобус и плачет по своим детям, и это действительно реальное лицо. Я не знаю, что с ее детьми, и я все это время думала, нашла она их или нет, потому что она действительно их искала, она ехала в Крымск, умоляла водителя подвезти ее, но там, где у нее были мама и дети, стояла вода, невозможно было проехать. Это реальный персонаж, но я не списывала никаких речей.

То есть текст придуман вами?

Да, кроме текста Мужчины – это воспоминания очевидца о том, что происходило. Я когда писала, пересмотрела огромное количество репортажей, говорила с волонтерами, моя сестра ездила туда волонтером. В Крымске находится дом наших друзей, в это время были размыты железнодорожные пути, и мой младший брат стоял в поезде весь день, и мы очень переживали, не знали, что происходит просто-напросто. Вчера мне один хороший человек сказал, что это «крик». Это крик, да, то есть я нагло навязала миру свой крик. Мне очень хотелось, чтобы об этом не забывали, потому что такие вещи забываются быстро. Если не ошибаюсь, в 2002 году там  было наводнение номер один. За эти годы они ничего не сделали, все как было, так и осталось. Я просто хотела напомнить, что «ребята, вы там шевелитесь как-нибудь». Это первая моя пьеса с гражданским посылом. Я задумалась, какая от меня в принципе польза, потому что драматурги только пишут, они же не врачи, не учителя. Может быть, еще эта мотивация  была: нужно что-то сказать, чтобы была хотя бы маленькая польза.

Можете поделиться впечатлениями от читки, от зрителей?

Мне очень сложно судить о своих читках, потому что я переживаю всегда и отключаюсь. Я поняла, что тоже очень переживал и режиссер, а режиссера этого я люблю, мне очень нравится Лида и как режиссер, и как человек. Мы с ней общались до этого подробно. Я просто не знаю, что было бы, если бы мне дали такой материал, как бы я его «разруливала». Потом поняла, что он сложный, потому что там есть док, псевдо-док, есть моё – гремучая смесь и нужно ключи подбирать. Я когда писала, не думала об этом вообще, поступала эгоистично по отношению к актерам и режиссеру. Мне очень понравилась ответная реакция зала, то, что мне говорили люди, критики – я всегда стараюсь записать и запомнить, чтобы потом это иметь в виду. Мои ожидания оправдались и я благодарна.

 

Текст: Елизавета Милюхина

Фото: Юлия Люстарнова