О программе «Спорная территория»
Помимо основной программы фестиваля, на Любимовке была представлена fringe-программа «Спорная территория». Кураторы территории Анна Банасюкевич, Дмитрий Волкострелов, Всеволод Лисовский, Елизавета Спиваковская и Александр Родионов стремились собрать самые нетеатральные пьесы и посмотреть, удастся ли режиссерам и актерам воплотить их в читках и установить взаимодействие со зрителем.
Экспериментальная программа была открыта пьесой самого юного драматурга фестиваля Анастасии Казьминой «Рыбка». Пьеса-сон или документальные картины из жизни подростка. Фантасмагория столкновения сна и реальности. Мы погружаемся в мир школьников, наблюдаем способы их взаимодействия, становления и столкновение разных взглядов и позиций. Мир перевернут. Но определить грань между сном и реальностью возможно. Короткими вспышками нам показаны фрагменты движения, взаимодействия Девочки и Рыбки. Проекция воображаемого друга подростка-одиночки, существующего в особом диалоге с окружающими. Конфликт во сне провоцирует к выбросу агрессии и выражению обиды в реальности.
«Хватает книгу, кидает в маму. Книга попадает маме по голове. Она останавливается, держась за место ушиба, поворачивается к дочери. В широко открытых глазах слезы. Девочка испуганно смотрит на маму. Но та просто уходит. Девочка неподвижно сидит и смотрит в ту же точку, не моргая».
«А Рыбка никогда бы так не сделала и такого бы не сказала».
Так человек формирует для себя идеал поведения. Упрек своим собственным ошибкам. И потребность в социализации провоцирует его на возникновение внутреннего собеседника, имеющего любое воплощение, так как внешний мир отторгает своеобразность и непохожесть человека на остальных.
алиса: ты странная….
(тихие непонятные звуки)
алиса: кто это еще здесь сумасшедший. Фуууу в психушку тебя. Успокоительное выпей.
В специфических отношениях с внешним миром существует герой и следующей пьесы – «Толян» Жени Сташкова. Молодой человек ведет видеоблог, в котором рассказывает о волнующих его простых житейских ситуациях. Это редактированная транскрипция видеозаписей Анатолия Маркина – абсолютно документальная пьеса. Её главной особенностью является язык. Совершенно примитивный и не лишенный разговорных оборотов – живой язык, зафиксированный на бумаге. Автор сталкивает нас с реальным человеком, выбрав три видеофрагмента из его жизни. И мы находимся в безвыходном положении, утопая в бесконечном потоке слов, без малейшей возможности прийти к диалогу, который и не предполагается. Толян выплескивает на зрителя свой «бытовой мир» и парализует слушателей.
«Я как-то рассказывал, что, когда я помылся, мама об этом узнала, то, что я много воды налил. То, что я в ванне сидел первый раз за последние два там года, наверное, я в ванне посидел. Очень много воды налил, вот. А она, короче, отключила воду, ну, я рассказывал, короче, мама перекрыла воду, чтоб я больше не мылся, чтобы не тратил воду. Потому что когда я моюсь, очень много воды я трачу, вот».
Третьей прозвучала пьеса «Бейсболист» Алексея Доричевского. Бесконечный поток диалогов, имеющих внутреннюю систему, в которой нет места постороннему слушателю. Мы являемся прохожими, ненароком ставшими свидетелями случайного разговора. Уловившими обрывок фразы, о которой можем строить лишь догадки и придумывать свои истории. Герои тесно сплетены в единый организм, хотя друг с другом никак не взаимодействуют. Любое постороннее вмешательство нарушит равновесие. Попробуй вытащить хотя бы один механизм, и разрушится вся система, ровно выстроенная в плавное течение. Течение Жизни. Мысли. Речи. Сознания.
Так завершилась первая часть fridge-программы. Оставив довольно неоднозначные ощущения у зрителей. Вторая часть захватила не меньше, начавшись с документальной монопьесы «Кадыр» Анастасии Мордвиновой. На протяжении шести монологов героиня пересказывает одну и ту же историю её встречи с дворником Кадыром: соседке, друзьям, коллеге, подруге, психотерапевту, другу. Но с каждым разом история меняется, обретает новые краски и оттенки. Все больше Настя уходит в себя. Начинает рефлексировать. И в результате чувствует себя ужасным человеком, раз отказалась выпить с дворником. С каждым разом она погружается все глубже и глубже, размышляя об обстоятельствах встречи. Как история вообще могла бы развернуться, откажись она вести с ним диалог. Чем больше девушка капается в себе, тем дальше уходит от самой истории. В конце ей уже неважен сам дворник как участник. Он превращается просто в какого-то знакомого знакомых, барабанщика не барабанщика. И история становится грустной.
Технически эта пьеса напомнила мастер-класс, который проводила Никола МакКартни, драматург и педагог из Великобритании, приглашенный на Любимовку. Эксперимент заключался в том, чтобы два собеседника рассказывали друг другу свои личные истории, затем менялись и пересказывали их. Главный вопрос заключался во взгляде на историю с позиции другого человека и в пересказе её от своего лица. От читки осталось именно это ощущение – с каждым разом истории словно пересказывалась все новым человеком, перерождавшимся из самого в себя, с каждым пересказом заново переживавшим этот момент и менявшим обстоятельства действия, в зависимости от собеседника. В результате маленькая, незначительная история изменила человека.
Следующими прозвучали «Три коротких пьесы о монтаже и спасении» Константина Шавловского, по свое природе очень напоминающие театр дадаистов. Читка в режиссуре Александра Гореликова и Дмитрия Фиалковского была представлена как средневековое симультанное действо, провоцировавшее зрителей на ответную реакцию, на участие в ритуале. С каждым повторным словом они пытались погрузить зрителей в транс, задать ритм, который бы объединил публику и актеров, создал единое настроение, общее вакуумное пространство взаимодействия.
Это же произошло с последней читкой. Пьеса «Безусловное и немного нервное» Руслана Мутинова представляла собой концерт струнного оркестра, записанного для октета актеров. Исполнялось всё исключительно голосом: да/нет. Если изначально не знать, что собой представляет пьеса, как она записана, то при исполнении производится впечатление актерского тренинга. Когда актеры пытаются войти в контакт, установить на площадке диалог между собой, используя только два слова. В процессе читки этот контакт устанавливался со зрителем: входит ли зритель в диалог с актерами или нет. В целом читка прозвучала как испытание для тех, кто не принял установленные правила игры, о чем, кстати, на своем мастер-классе говорил Борис Павлович, тоже участвовавший в Любимовке. Было интересно наблюдать за взаимодействием публики. Часть зрителей не выдержала этого испытания – ушла. Многие были погружены в свои смартфоны. Остальных же поглотило происходящее.
Последние три пьесы технически представляют собой механизмы работы театра, записанные на бумаге. Каждый винтик прописан в каждом слове. Звуки наполнены специфической материей. И если этот механизм находит контакт со зрителем, то затягивает его в гигантскую сложную машину, создающую это особое пространство.
Текст: Валерия Корнильцева