Интервью с Юлией Лукшиной

Пьеса «Нервы» драматурга и сценариста Юлии Лукшиной впервые прозвучала в черном зале «Театра.doc» в рамках основной программы фестиваля «Любимовка».  Юлия поделилась впечатлениями от фестиваля и прошедшей читки.

Юлия, для тебя это первая «Любимовка». Какие ощущения?

Для меня «Любимовка» – учеба методом погружения.

Я читаю много текстов – по большей части сценарных – коллег, студентов, классику, так как преподаю теледраматургию. Много прозы, особенно в последнее время, потому что пытаюсь разобраться, как устроена и из чего состоят те тексты, которые мне нравятся. Сценаристика и проза – области смежные, но отнюдь не идентичные. Инструментарий везде свой. Как и в журналистике, из которой я в свое время шагнула в кино-драматургию, наивно полагая, что просто перехожу из одной комнаты в другую. Квартира-то действительно оказалась одна. Да вот только – коммунальная. Теперь – четвертая комната, если продолжать аналогию. Драматургия театральная. В отличие от сценарного дела, где имеет место набор довольно жестких требований, в частности, к сюжетной выстроенности, здесь я наблюдаю поразительное разнообразие композиций и интонаций: пьесы, устроенные как чистая полифония, пьесы, построенные на яркой фактуре, на диалогах, на отдельных образах, на всяких интересных рамочных конструкциях или на сочетании нескольких элементов.

Кроме того, пьесы подобраны просто отлично: максимально контрастно, максимально разнообразно по интонации и типу. Поэтому, когда слушаешь читки одну за другой, получаются американские горки. К вечеру все внутри гудит и фонит от слов, от голосов. По совокупности – ощущение, что бултыхнулся в питательный раствор, и что-то внутри тебя потихоньку раскачивается, разворачивается. Твой собственный, до боли знакомый  голос,  на время умолкает – слава богу – и  радостно переключается на впитывание других звуковых регистров. Хорошее ощущение. 

Еще допинг сильный, потому что много живого и смелого, пусть и не до конца отшлифованного или выстроенного. Или того, что тебе не близко. Это, как раз, вообще не важно. Важно, что есть вот этот классный фуршет из свежих продуктов.

На обсуждении ты говорила, что наблюдала ситуацию, которая легла в основу сюжета пьесы, в середине двухтысячных. А когда ты написала саму пьесу?

В январе 2016 года. Но описывала события реальной истории, когда девочку в 2007 году взяли из детского дома, а в 2011 вернули обратно. Время недавнее, но совсем-совсем другое. Другая совершенно уже эпоха. Как век другой.

Что послужило импульсом к тому, что ты, спустя столь длительное время, решила написать об этом?

История зрела подспудно. Видимо, просто дозрела. В какой-то момент у меня с коллегами-сценаристами состоялась застольная беседа про сюжеты, откуда они берутся и так далее. Одна из бесед, характерная для людей, по роду службы производящих тексты в товарных количествах. И эта история внезапно всплыла и была написана очень быстро – словно попросилась быть выкинутой из организма.

Ты сразу задумывала, что это будет пьеса?

Честно говоря, никак не задумывала. Поэтому и называю  просто текстом. Я все тексты, написанные не на заказ, называю текстами. Но о «Нервах» отзывы, что интересно, разные: кто-то говорит, что это пьеса, кто-то считает сценарием, кто-то расценивает как прозу.  Может быть, за счет того, что есть сюжетная канва, приобретается некоторая пластичность, и интерпретировать можно по-разному. С другой стороны, мне ужасно приятно думать, что удалось написать пьесу.

Как, на твой взгляд, прошла читка? Согласна ли ты с решением Владимира Смирнова отдать текст Илоны маленькой девочке?

Решение взять на роль Илоны девочку младшего возраста, совсем еще ребенка, для меня ничем не оправдано. Как результат – просели смысловые и сюжетные связи. С другой стороны, возникла и неожиданная экспрессия. В кино подобные ситуации случаются сплошь и рядом, так что к режиссерской самостоятельности отношусь спокойно. Но мечта о мирном, плодотворном диалоге все-таки живет.

Текст: Агния Надеждина 

Фото: Даша Каретникова