Интервью с Мариной Давыдовой

Театровед, театральный критик Марина Давыдова, ставшая зрителем «Любимовки-2016», рассказала, какие перемены увидела в фестивале и почему читке пора выходить на большую сцену.

У вас очень много проектов в России и за рубежом. Но вы всё равно «вырываетесь» на «Любимовку». Почему?

На самом деле, я как раз жалею, что так редко появляюсь на «Любимовке». Мне всегда там нравилось. Но в этом году я особенно остро прочувствовала удивительную атмосферу любимовских читок. Она сама по себе есть какой-то эстетический феномен. Потому что тексты могут быть разного качества, больше или меньше мне нравиться. Но тот энтузиазм, с которым люди готовы их обсуждать, та серьезность обсуждений, которая не отменяет ни чувства юмора, ни иронии, ни живости – все это очень подкупает.

Я еще одну очень важную вещь скажу. И хочу, чтобы меня правильно поняли. Мне кажется, что в Театр.doc, который, конечно, с самого начала стал очень важным явлением нашей театральной жизни, был поначалу элемент замкнутости. Я бы сказала, легкого сектантства. Это было пространство, обнесенное очень колышками: мы занимаемся новыми текстами, современный театр – это текст, который создан в документальной традиции, и всё остальное нас не очень интересует.

Когда сейчас я прихожу на «Любимовку», люди там говорят про то, каким разным может быть театр, не только тексты для театра, а именно сам театр, насколько это многосоставное, многоаспектное явление. Говорят о том, что текст не всегда исчерпывает этот самый театр. И интересно, что это понимание на «Любимовке» я ощущаю даже в большей степени иногда, чем на других фестивалях, хотя, казалось бы, это фестиваль текстов, фестиваль читок; но сами обсуждения и этот специальный день fringe, с текстами, с которыми не понятно что делать и которые поднимают вообще вопрос о том, что возможно, а что не возможно в современном театре, задают очень правильный контекст читкам. Опять же, независимо от того, насколько мне отдельные тексты понравились или не понравились.

Само возникновение такой программы – fringe – означает, что фестиваль расширяет свои  границы?

Да, это этапная вещь. Обычно, с любым явлением происходит так: оно возникает, а потом начинает становиться всё более герметичным, замыкается в себе самом. Оно делает все более высоким забор, отделяющий его от всего остального мира. В случае с «Любимовкой» я вижу ровно противоположный процесс: этот забор становится ниже и ниже, а пространство, обнесенное колышками все обширнее. И это здорово. Я даже написала в ФБ какой-то комментарий, про то, что сейчас, спустя двадцать семь лет после того, как «Любимовка» возникла, ей надлежит переживать кризис, а мы вдруг видим, как у фестиваля открылось второе дыхание. Сектантский дух рано или поздно возникает в любых начинаниях, неважно -- говорим мы про студию Московского художественного театра, театр Гротовского или людей, занимающихся инклюзией. Но на «Любимовке» же я вижу абсолютно открытое пространство для дискуссий. И для встреч, для размышлений о театре. Мне это всё ужасно понравилось.

Именно поэтому, не из-за какого-то особенного пиара, всё большее количество людей приходит на «Любимовку»?

Пиар работает только тогда, когда он чем-то обеспечен. Чем-то действительно интересным. В противном случае пиар может сработать только на очень короткой дистанции. То есть, на первые два дня с помощью специального хитро придуманного пиара можно собрать аудиторию, но потом она все равно начнет рассыпаться. Поэтому то, что я наблюдала, не может быть просто продуктом умелой рекламы. Его никогда не достаточно, чтобы долго держать интерес к явлению. А здесь интерес шел по нарастающей.

На ваш взгляд, этот год – переломная точка для «Любимовки», или закономерный этап в её развитии?

Я никогда не была частью этого тренда. Очень долгое время стояла в стороне. Есть люди, которые вовлечены в это все, и им легче проследить эволюцию фестиваля.

Но я не думаю, что мы наблюдаем какой-то резкий переломный момент именно в этом году. Думаю, это все же тренд.

На fringe-программе мы очень много спорили, но так и не пришли к выводу относительно взаимодействия театра и текста. Вы высказывали мнение, что «месседж» превращается в коммуникацию. Но любой текст подразумевает под собой какой-то «месседж». Как тексту обращаться с театром? Или как театру обращаться с текстом?

Это всё очень индивидуально. С одной стороны, я могу сказать, что когда прихожу в «нормальный» театр, с колоннами и отделом кадров, я крайне редко вижу в этом театре значимые, с моей точки зрения, театральные явления, основанные на интерпретации текста. Хоть бы и современного.

Чаще всего какие-то художественные открытия происходят в других директориях.

Я вспоминаю сильные потрясения последнего времени. Ян Фабр, спектакль Кэти Митчелл, тот же Жером Бель, Кастеллуччи – и это всё не театр, в котором взяли пьесу и поставили. Это всё другого типа театр. Я его иногда называю «внеинтерпретационный».

Но одновременно, когда я прихожу на читки «Любимовки», для меня сам этот формат – какой-то новый тип театра.

Сам по себе?

Именно. Сам по себе. Когда я думаю про каждый из текстов отдельно и представляю себе их в виде полноценного спектакля, меня начинает глодать червь сомнения. Какой из этих текстов можно превратить в интересный спектакль? И кто это сможет сделать? Да бог его знает. Может быть, текст Нины Беленицкой «История от Матвея»?.. Я увидела в нем потенциал для интересного, полноценного спектакля.  Я примеряла его на Кирилла Серебренникова. Мне показалось, что он мог бы сделать из него фантастический социальный бурлеск, что-то подредактировав, что-то сократив. Но чаще всего  думаю – и тот текст наверняка не выстрелит, и этот. Но тем не менее, когда это происходит в виде читки, меня услышанное убеждает. И поэтому я думаю, читка - это уже самостоятельный театральный жанр. Читаем пьесу, читаем вслух, минимально ее интонируя, чуть что-то срежиссировав. И получается интересно. Не знаю, будет ли мне интересно на спектакле. Да и какая разница? Мне на читке было интересно. Разве этого недостаточно?

Я вполне представляю себе, как в большом театре, на большой сцене собираются артисты, народные и не народные, берут в руки тексты и просто их читают. Я вас уверяю, к этому будет огромный зрительский интерес. А как только я представляю, что они будут этот текст ставить, поставят сценографию, «зазернятся», выберут себе роли, начнут играть... что-то сразу исчезает.

Мы долго воспринимали жанр читки как подсобный жанр. Вспомогательный. Некий промежуточный этап между сочинением текста как такового и спектаклем, который должен появиться в какой-то момент. Пора воспринимать ее как полноценный жанр. Самодостаточный. Он не предполагает дальнейшего развития. Он сам по себе есть некое важное театральное явление.

Текст: Анна-Мария Апостолова

Фото: Юлия Люстарнова