Интервью с Александром Демченко
Автор — о своей пьесе «Утомленные спайсом», циничности молодых и о том, что такое талант.
Мы разговариваем не сразу после читки, а спустя несколько дней. Тогда на обсуждении тебя спросили, понравилась ли она тебе, и ты очень эмоционально и однозначно ответил, что читка была хорошая. Может, теперь у тебя сформировалось какое-то мнение о ней?
Да, я долго потом думал о том, что здесь произошло. Мне сразу показалось, что все было замечательно, но когда я стал переосмысливать, то понял, что режиссер и актеры раскрыли мой текст с еще и другой стороны, за что им большое спасибо. Моя идея никуда не ушла, они ее даже в какой-то степени развили. Но они же и внесли свое, что текст не испортило, а сделало более ярким и продуктивным с точки зрения воздействия на зрителя. Это было удивительно. Эта пьеса писалась долго, я ее переписывал в течение двух лет, было тяжеловато. Когда я прочитал ее первый раз, то подумал: «Ну, средненько», потом вписал туда парочку более-менее интересных монологов и она обрела окраску. Но я не думал, что это будет «Ах!»: до читки она была для меня обычной средней пьесой. Но когда я увидел все на сцене, то понял, что это бомбовая штука. Как это было отыграно, как там были найдены новые слои, как они вытянули этот текст, выжали его как тряпку! В общем, все, что здесь случилось, это очень нужно, важно, теперь я вообще по-другому смотрю на этот текст. Я вижу в нем другие интересные идеи.
Какие ощущения, когда твой текст читают со сцены?
Для меня это что-то невероятное, это какое-то волшебство, что-то за гранью возможного. Твои мысли кто-то воспроизводит вслух, то, что было у тебя в голове, оживает, мысли обретают материальность, текст становится живым. Это странные чувства, эйфория. С другой стороны, это урок на будущее, потому что теперь ты должен писать еще лучше. Я думал, что будет много критики, но как таковых серьезных возражений не услышал. Я ожидал более жесткого обсуждения, что кого-то, например, зацепит тема Украины, что кто-то назовет меня конъюнктурщиком, а эта тема даже не возникла.
Ты говоришь, что долго писал эту пьесу. Расскажи, как это было.
Однажды я увидел по телевизору, а потом в интернете, где особенно муссировалась, так называемая, «солевая тема», новость о том, как парни на какой-то квартире употребили соли. С ними была девушка, которую они то ли изнасиловали, то ли нет. То есть все были под кайфом, а по итогу въехали в зону. Мне этот сюжет показался интересным, нестандартным, я стал думать с позиции девушки о том, что бы я сделал на ее месте. А я бы отобрал все телефоны и закрыл бы их в квартире. И пусть они там посидят с этим ощущением, когда неизвестно, что будет дальше. Это про внутренний страх, даже муки. Когда я это придумал, то стал дальше размышлять, что они могут в этой квартире делать. Можно, конечно, беситься, разбивать окна и лица друг другу, но можно и постараться как-то отвлечься: выпить водки, покурить спайса или вести беспонтовые беседы. Почему я сделал их именно беспонтовыми? Они сидят, говорят, забивают эфир чушью, чтобы отвлечься от главной проблемы, от того, что их ждет дальше — суд или тюрьма, — немного пытаются искать какие-то выходы. Так стала выстраиваться история. Кроме того, хотелось добавить в нее чего-то якобы актуального, так появилась Украина, о которой действительно все говорят, особенно после второй бутылки. Я начинал писать пьесу в 2014 году, когда все это начиналось, так что ни одна пьянка не проходила без этого разговора, а некоторые заканчивались тупым мордобоем по этому поводу. Потом я стал работать над героями, которых хотелось сделать яркими, но при этом оставить их более-менее реальными.
Когда ты пишешь такую историю, то наверняка понимаешь, что это нечто остросоциальное, современное. У тебя была задача сделать что-то злободневное?
Я не ставил себе задачу сделать какой-нибудь политический текст, это случается само по себе, это наша жизнь, то, что происходит перед глазами. Хочешь не хочешь, ты про это напишешь, тем более, если тебя лично эта тема терзает.
Откуда ты брал все эти разговоры? Так по-твоему разговаривает кто?
Мои знакомые и незнакомые, люди в интернете. Можно сказать, вся Россия так говорит. Возможно, это слишком голословно, но то, как они говорят, да и вообще вся эта ситуация могла произойти в любом городе России. Она у меня условно происходит в Питере, но она возможна и в Москве, Курске, Екатеринбурге – где угодно. Да, у молодых, у 20-летних — некий кризис, но это не новое явление, просто сейчас каждый может сесть и написать об этом. Обязательно нужен поникший герой, слабый, потерянный, незнающий, куда идти и что делать дальше, что в общем-то знакомо любому молодому человеку. Мы берем такого героя и делаем из него сильного, либо не делаем. Такие герои очень симпатичны, а кого взять еще? Успешного молодого предпринимателя? Кому это интересно? Наверное, предпринимателям. Я не верю в такого героя, он кажется мне ненастоящим, я не буду ему сопереживать, у него нет проблем. Меня нисколько не задевает его предпринимательская деятельность.
Кажется, тебе просто предприниматели не нравятся.
Ну возможно (смеется). Просто таким героям легче сопереживать, в них ты находишь себя.
А почему все герои такие циничные?
Жизнь их такими сделала, воспитание. В наше время мягким и пушистым ты не будешь, таких давят. Главный персонаж Саша пассивный, слабенький чувак, и так как он находится в круге, где все циничные, злые, готовы за копейку предать, он сам таким становится. Приходится стать злым, чтобы победить другое зло. Либо ты их, либо они тебя.
Расскажи немного про название. Всем очень понравилось.
Тот самый момент, когда твоя идея сработала! Тут нет особых отсылок к «Утомленным солнцем» и на самом деле они не спайсом, а жизнью, конечно, утомлены. У меня была задача привлечь внимание интересным заголовком: «”Утомленные спайсом”, наверное, это про наркоманов!» Но там же не про наркоманов. Про уродов и людей, скажем так.
Ты писал пьесу два года, что-то менял, добавлял. Когда ты решаешь, что текст дописан? Как относишься к критике в смысле возможности менять что-то после?
В этом тексте я уже ничего не буду менять и вообще редко что-то меняю, на это должны быть серьезные причины. Я написал текст и понимаю, что я из себя для него выжал все, мне все нравится, я восхищен – а я восхищаюсь своими текстами, но сначала, конечно, ненавижу. Текст попадает на фестиваль, конкурс и так далее, все, автора больше нет. Я все сказал. Но если в процессе работы режиссер даст дельный совет по тексту, попросит дописать какой-то монолог, который раскроет героя, я допишу. А так нет. Работа сделана, нужно садиться за новый текст.
Если режиссер хочет вырезать половину, что-то переставить местами и так далее?
Пусть вырезает, переставляет. Ты режиссер, ты интерпретируешь. Это твоя работа — вырезать, вставлять, добавить матов, я не знаю, гусей на сцену запустить. Я абсолютно спокойно к этому отношусь.
Кого ты читаешь из современных драматургов?
В основном читаю шорт-листы «Евразии», «Любимовки», Волошинского конкурса. Читаю молодых авторов, очень мне понравилась пьеса «Боюсь стать Колей» Ивана Андреева, замечательная штука. Сейчас появляются новые авторы, их не так много, но они уже по-другому смотрят на все. Читаешь раннюю Пулинович, раннего Пряжко и то, что пишут сейчас, и становится очевидно, что растет новое поколение. Нет той чернухи, которая была на заре новой драмы, сейчас такое редко встречается. Зато современный автор стал более политизирован, политика из некоторых так и прет.
Как ты относишься к тому, что тебя называют драматургом, считаешь ли ты себя им?
Нет, я себя драматургом не считаю. Как можно быть драматургом, если у тебя нет ни одной постановки. Автором можно назвать. С другой стороны, на становление драматурга может уходить 5-10 лет. Сразу с первого раза ими становятся гении, а автору нужно время на развитие, я как раз из таких. В 2013 году мне немножко приоткрыли дверь в современную драму: «Загляни туда, там идет тусовка. Может быть, когда-нибудь, ты попадешь в предбанник, а может, и на тусовку». В 2014 году я попал в предбанник, а сейчас и на тусовку (смеется). Я тут уже старик, пора уступить место молодым. Фестиваль дал мне очень многое, теперь мне надо двигаться самому. Я заводить связи, как-то себя продвигать, навязываться не умею и не хочу, после этого становится стыдно. Но считаю, что если текст хороший, тебя найдут, пригласят и так далее.
Что для тебя талант? Как ты для себя определяешь, что это такое?
Талант — это тот, кто может удивлять. Если ты прочитал книгу, посмотрел спектакль и понимаешь, что это классно, если у тебя возникло ощущение восторга, страха, значит, это талант. Я сам себе всегда говорю, что если я себя не могу удивить, это никому не будет нужно.
Текст: Настя Николаева
Фото: Олег Карлсон, Даша Каретникова