Интервью с Анастасией Мордвиновой

Театральный продюсер, драматург, критик – о пьесе «Кадыр», теоретической базе практического опыта и будущем «Любимовки».

Настя, ты театровед, почему решила написать пьесу?

Я работаю с текстами для театров довольно давно. Сначала написала несколько инсценировок и в какой-то момент решила, что готова писать пьесы. Когда судьба выталкивает тебя за ту сторону рампы и ты понимаешь, что можешь быть полезен, - уже невозможно остановиться и вернуться.

Я как раз сейчас практически перестала заниматься театральной критикой. Последние несколько лет писала только незначительные тексты, анонсы, обзоры. Но театроведческие тексты отходят на второй план. Стала заниматься практикой в театре. Я скорее продюсер и драматург, нежели театровед, театральный критик.

Какая была первая пьеса? От первой пьесы до «Кадра» был долгий драматургический путь?

Нет, путь у меня достаточно короткий. Первая пьеса моя называется «Меры пресечения». Она была в лонг-листе «Любимовки» два года назад. Это такая политическая пьеса про неиндивидуальность опыта каждого из людей. Она посвящена вопросу опыта вынашивания и рождения детей. Главная героиня осознает в какой-то момент, что опыт беременности и родов, который ей кажется абсолютно уникальным, оказывается совсем не уникальным. Оказывается, что множество женщин, практически большинство, этот опыт тоже переживают. Все это существует в контексте некоторых политических событий и белоленточного движения. Это была конъюнктурная пьеса.

Это пьеса «традиционного» вида? С ремарками, репликами, персонажами?

Да. Она была представлена в Петербурге в 2015 году на лаборатории ON.ТЕАТР, режиссер Юрий Николаенко делал эскиз спектакля. Получила хорошие отзывы.

У меня есть еще одна пьеса, которая сейчас вошла в лонг-лист «Первой читки» и еще некоторых конкурсов, она называется «Повод для полуночного пикника», это детектив. Тоже абсолютно стандартного расклада пьеса с ремарками, персонажами и со всем, чем нужно. «Кадыр» - это случайный опыт, который попал во fringe-программу.

Твое «театроведческое-критическое» прошлое оставляет отпечаток на твоих пьесах, методе работы?

Думаю, да. Потому что это база, которая никуда не денется, я надеюсь. Более того, я предана петербургской школе театроведения. Мне нравится мое образование, я его отстаиваю всегда, если где-то идут споры по поводу характера или качества разных театроведческих школ. Я абсолютно убеждена, что мои мастера – потрясающие педагоги. Мой мастер Николай Викторович Песочинский и Наталья Степановна Скороход, которая как раз учила меня инсценированию, драматургии. Я думаю что то, что благодаря им получено, конечно, остается в голове. Не могу это контролировать, я всегда буду ориентироваться на базовые знания, которыми я обладаю.

Подходишь ли ты к своей собственной пьесе с каким-либо анализом? Есть ли какая-то форма, в которую ты вкладываешь мысль, структура?

Я не из тех людей, которые пишут драматургические тексты по некой методичке. Мне всегда кажутся странными мастер-классы, где людей учат писать пьесы. Может быть, это как раз и нужно людям, у которых нет базовых знаний о драманализе, например. Я предполагаю, что так как они у меня заложены в голове, они сами собой работают, и я могу позволить себе расслабиться и просто писать как автор, как художник. Люди, у которых нет этой базы, должны по большей части ориентироваться на какую-то теорию создания произведения. У меня есть в этом смысле некий карт-бланш.

Знания становятся базой для создания пьесы?

Да, это как вождение автомобиля. До какого-то момента ты должен многое держать в уме, а потом ты просто ведешь машину и все уже само собой происходит.

Относительно пьесы «Кадыр» звучали споры, насколько она подходит для fringe-программы, почему не вошла в основную. Как тебе самой кажется, почему?

Я думаю, что фестиваль «Любимовка» – очень своеобразный фестиваль. И несмотря на то, что это самый популярный и самый лучший фестиваль молодой драматургии в этой стране, он никогда не позиционировал себя как некое объективное нечто, как некая истина в последней инстанции. «Любимовка» в какой-то степени - это fringe-программа. Потому что существует огромное количество текстов, которые ставятся на сцене, но которые никогда бы не попали ни в какой лист «Любимовки». И поэтому здесь возникают некоторые сложности в распределении пьес, как уже сегодня было очевидно во время fringe-программы. Не только про мою пьесу, но и про другие возникал вопрос: почему эта пьеса не в основной программе? И это мне кажется закономерным и естественным для этого фестиваля.

Социальная драматургия, «fringe-драматургия», основная программа «Любимовки» - что именно тебе кажется наиболее перспективным?

Мне кажутся перспективными те тексты, которые жизнеспособны. Было бы интересно понять, что из программы «Любимовки» фактически имеет возможность быть поставленным на сцене, находиться «в прокате». Понятно, что мы здесь не за этим, но этот вопрос возникает постоянно. Мы прослушали массу пьес уже и услышим еще. Есть пьесы, обсуждение которых прошло успешно, которые мне лично и зрителям понравились. Но это совершенно не значит, что у них может быть хорошая сценическая судьба. Этот вопрос поднимается каждый раз – практически всегда судьба их очень сомнительна.

Здесь же тоже есть определенные правила. Нужно понимать, что ты делаешь и для чего. Когда ты пишешь детектив и отправляешь его на «Любимовку», наверное, он не войдет в основную программу. Но зато, возможно, его поставят на сцене в Нижневартовске. И он будет там популярен.

Вопрос в том, для чего все это делается. То есть было бы справедливым ориентироваться и на зрителя, но, может быть, и нет. Может быть, действительно, «Любимовка» тянется за своей fringe-стороной. Старается исследовать следующий шаг театра. Те пьесы, которые можно будет ставить через какое-то время.

Текст: Анна-Мария Апостолова

Фото: Юлия Люстарнова