Интервью с драматургом Таей Сапуриной
Увидев Таю, не сразу и поверишь, что это она написала пьесу «Моя старость»: погружаясь в созданный в тексте мир, где несколько поколений живут в пространстве разных эпох, и атмосфера каждой из них передаётся так чётко и явно, не остаётся ничего, кроме как удивиться – автор, действительно, эта маленькая хрупкая девушка. Ей всего 24.
Тая, чем ты занимаешься, кроме драматургии?
Я работаю в Центре современной драматургии в Екатеринбурге, занимаюсь светом и звуком, и мою полы в Коляда-театре (смеётся). Но вообще я училась в Екатеринбургском театральном институте на курсе Коляды. Это была уже не первая моя попытка получить высшее образование. До этого я училась информатике, юриспруденции. И в то время, когда ещё училась на информатике, я стала интересоваться театром, несколько раз прочитала ЖЖ Коляды от начала до конца, пьесы его учеников и подумала, что тоже, наверное, могу написать. Написала и пошла поступать. Правда, спустя четыре года меня отчислили.
Почему?
Деканат и все дела (смеётся). Хотя учиться мне очень нравилось. Мы приходили на семинары, Коляда вслух читал наши пьесы, все начинали их обсуждать, ругать друг друга. Но это было очень круто. Когда говорят только хорошее или не говорят ничего, понимаешь, что что-то здесь не так. О недостатках говорить честнее, чем о достоинствах. Про достоинства ты и сам всё знаешь. И потом ты же видишь, что делают ребята, с которыми ты учишься, и в зависимости от этого соглашаешься или не соглашаешься с их позицией, делаешь выводы. А Николай Владимирович, кстати, наоборот, любит хвалить и говорить: «Давай-давай, ты молодец».
И после института ты начала работать в Центре современной драматургии?
Работала я уже параллельно с учёбой, форма учёбы очно-заочная, семинары раз в неделю по субботам. Это не мешало работать. Да и вообще большинство драматургов работает ещё кем-то в обычной жизни, так уж исторически сложилось, что на драматургии много не заработаешь. Всё само собой получилось, я уволилась из системных администраторов, поняла, что больше не хочу ходить в офис, пошла на зиму в прокат сноубордов, чтобы иметь возможность всю зиму кататься. А когда зима закончилась, как раз открывался Центр современной драматургии. Сначала я там была монтировщиком и уборщицей, а потом втянулась в свет-звук, постепенно научилась и занимаюсь этим уже больше года. Теперь стараюсь писать в промежутках между репетициями и спектаклями.
Что вдохновило тебя написать пьесу про старость?
Не знаю… Стала вдруг замечать много пожилых людей вокруг, поняла, что родители стареют, и бабушка на улице не поспевает за тобой, хотя раньше это ты бежала за ней по дороге. Как-то от этого становится грустно. Пытаешься понять, в чём же тут дело и как-то подготовить себя ко всему этому.
Долго писала?
Около двух лет. Ходила, видела какую-то картинку, записывала, потом снова наблюдала, анализировала, пыталась встроить в логическую структуру пьесы. Сидела в архивах, рассматривала старые журналы, картинки быта, слушала много советских песен, чтобы понять атмосферу, понять, чем жили люди. У меня даже был большой ватман, на котором я могла отмечать и перемещать разные даты, подгонять под исторические события, практически математический анализ проводить. Сначала у меня были таблички, но их стало так много, что в какой-то момент я начала в них путаться. И нарисовала одну большую.
На обсуждении зрители спорили, о чем все же пьеса. Кто-то увидел в ней утешение, кто-то почувствовал предреволюционные настроения. О чем же она для автора?
О жизни в целом, о том, что время идёт. Я просто писала, не думала, что так монументально получится (смеётся). Я всегда пишу о том, что меня интересует, о том, что цепляет, о том, о чём хочется думать.
Но, конечно, очень интересно было узнать, что другие смогли увидеть и понять в моей пьесе. Пока пишешь, находишься внутри всего этого, даже спустя некоторое время всё равно находишься внутри и не можешь понять, что получилось, очень сложно отстраниться. Наверное, должно пройти какое-то время, чтобы потом перечитать и понять, что же ты сделал. Нужно просто пережить себя того, каким ты был, когда писал. Нужно время. Всегда нужно время.
Как ты отнеслась к решению режиссёра Ксении Зориной отказаться от ремарок в читке?
Каждый имеет право видеть, как он хочет. С одной стороны, это интересно. В какой-то момент мне даже понравилось, потому что я смогла увидеть свои недочёты по монтажу сцен. Но всё-таки правила «Любимовки» - представление текста как такового. И немного огорчило, потому что ты думал, что всё будет по правилам, а тут такой небольшой мухлёж (смеётся). Плюс в пьесе и так всё сложно, непонятно и запутано, а без ремарок получилось ещё сложнее, непонятнее и запутаннее. Но с другой стороны, если бы режиссёр оставила все ремарки, чтение заняло бы часа два.
Ты говоришь, что пьеса довольно сложная, и это правда. Ты не опасалась, что людям будет непросто в ней разобраться?
Конечно, опасалась. Я даже думала нарисовать табличку-схему и приложить её к тексту, но потом решила, что будет хорошо, если люди сядут спокойно вечерком, никуда не торопясь… Эту пьесу нужно читать не на ходу, не на бегу, не отрывками, а остановившись в этот конкретный момент, рассчитать все даты, разобраться. Или забить на это всё и наслаждаться чем-нибудь другим.
Есть уже идеи для следующих пьес?
Идей всегда много, даже есть специальный блокнот, куда я их записываю (смеётся). Перед отъездом мы с моей подругой-художником начали рисовать комикс. Не хочу пока всего рассказывать, но он будет интерактивный. Мы ещё не продумали формат, но там будут крутые картинки и крутые диалоги. Сейчас начну заморачиваться насчёт структуры.
А какие темы тебя интересуют больше всего?
Всё интересует. Всё, что происходит, достойно освещения в драматургии. Очень важно всё замечать, чтобы ничто не проходило мимо, потому что именно из мелочей состоит вся наша жизнь.
Наталья Субботина
Фотоотчет с читки на официальной странице фестиваля в Facebook
Фото: Юлия Люстарнова