О читке пьесы Таи Сапуриной «Моя старость»

После читки Михаил Дурненков поделился ощущением, что автор предлагает нам разгадать ребус. Отклика от аудитории долго ждать не пришлось – почти каждый был готов поделиться своими мыслями и увлечённо старался убедить остальных, что именно он понял, что в тексте самое главное и о чём «на самом деле хотел сказать автор».

В пьесе Таи, действительно, несложно заблудиться – рассказывается история трёх поколений женщин одной семьи, причём эпизоды из жизни описываются не в хронологическом порядке. Но если с самого начала понять и принять эти правила игры, подстроиться под ритм автора, тогда вопросов не останется.

Во время читки знакомство зрителей с пьесой было несколько осложнено приёмом, которым воспользовалась режиссёр: Ксения Зорина отказалась от ремарок. А их в тексте Сапуриной очень много, они подробны, литературно насыщены, художественно богаты и, разумеется, значительно облегчают навигацию во времени и пространстве пьесы. Этот режиссёрский ход не всеми был поддержан, сама Ксения объяснила своё решение так: «Ремарок в тексте огромное количество, они совершенно прекрасные, но это как две разные пьесы. Можно было взять все ремарки и прочитать их без единой реплики – это было бы отдельное произведение. Это две пьесы в одной – либо вы слышите одну, либо другую. Если бы мы прочитали пьесу с ремарками, эту пьесу вы бы не услышали. Когда я ремарки из текста вырезала, я увидела, что там на самом деле происходит. С ремарками я вижу время, но не вижу происходящего. Эти тексты существуют параллельно. Я специально артистам даже не показывала ремарки, потому что всё было понятно из текста. Именно без ремарок пьеса раскрывается с наивысшей стороны. Это не значит, что с ремарками она плохая, просто это другая пьеса».

Зрители оценивали то, что услышали.

Александр Железцов, драматург: «Эта пьеса про самое актуальное, что сейчас есть. У нас так исторически сложилось, что власть живёт своей жизнью, а народ - своей. Это понятно на уровне политики, но и в реальной бытовой жизни очень сильно отражено. Потому что не очень ясно, чем мерить время. Конечно, можно мерить годами, часами, но это неубедительно, а вот, например, когда вспоминаешь всех собак, которые у тебя были, это уже определённое измерение. Потому что время – это цепочка событий, и для народа оно движется такими вот странными путаными ходами. Мало того, у каждого оно движется по своей колее. И в пьесе, на мой взгляд, очень удачно показано состояние людей, живущих в разных колеях.

В пьесе использован замечательный художественный приём, действительно новый. По-настоящему продуктивные приёмы возникают когда? Когда старые приедаются и перестают работать. Вот момент знакомства молодого человека с девушкой – понятно, что они минут 15 будут молоть всякую фигню, по факту обменяются двумя фразами, и вот здесь оставлены как раз эти две фразы, что очень правильно. Мы знаем такое огромное количество фабул художественных произведений, что мы этот эллипсис принимаем очень естественно как данность. Это опять-таки очень здорово, но требует дополнительных усилий от режиссуры. Должны быть постоянно какие-то якоря, которые позволят зрителю перепрыгивать с одного камушка на другой. По ним можно проскакать, но надо что-то такое зрителю дать, чтобы он мог удержаться, если вдруг зависнет и вот-вот грохнется в воду. А такие моменты есть. В какие-то моменты выпадаешь.

Ещё время, которое есть в ремарках, может быть и в языке. Я вспоминал советские слова... Вот например, жировка – квитанция за квартплату. Или страшная еда под названием комбижир. Этого не должно быть много, но для убедительности слова, железно связанные с 40-ми, 50-ми, 70-ми годами должны присутствовать.

Но вообще замечательная пьеса. Мне очень понравилось».

Наталья, театральный критик: «Я не очень приветствую режиссёрский ход убрать ремарки. Думаю, саму задачу по постановке пьесы это обеднило. Но я понимаю, как мне кажется, для чего это было сделано - этой пёстрой словесной мозаикой дать беглое впечатление на едва ли не два столетия. Первая мысль, которая возникает, - это классическая, ставшая уже расхожей фраза, что за 20 лет в России меняется очень много, а за 200 – ничего. Мы видим, как, действительно, ничего не меняется и как состояние любого поколения примерно одинаково: это бедные не очень счастливые люди, на жизнь которых примерно одинаковое воздействие оказывают явления природы, смена политических режимов - это то, что настолько вне зоны контроля, что в общем никак не меняет их ход жизни. Он совершенно другой только в этих частных мелочах. У Ярославы Пулинович пьеса тоже была про старость, но насколько разным оказался язык у персонажей: в пьесе Пулинович это не речь людей на восьмом десятке, это то, как 20-летний человек представляет себе речь 70-летнего. Это абсолютно не может убедить взрослого человека. И то, что у Ярославы Пулинович показалось мне чистой конъюнктурой, здесь было невероятно убедительно. От Петрушевской идущая традиция магнитофонного письма, в те времена это называлось так. При этом речь очень музыкально сконструирована. Текст ритмичен и прекрасен с музыкальной точки зрения. И в то же время он ни о чём. Это как у Мандельштама – шум времени. Это не попытка изложить личную историю того или иного персонажа. Это как прибой, звук самой жизни, в нём угадываются приметы времени, но они не работают на какой-то там фабульный смысл. Они работают только на то, чтобы у слушателей срабатывал эффект узнавания, и у них вспыхивают маячки, ассоциации с собственным прошлым».

Евгений Казачков, драматург: «Не знаю, намеренный или ненамеренный это эффект, но мне кажется, сама интенция написания, которая мне передалась, - это великое утешение. На фестивале в этом году у нас много антиутопий и предположений, что вот, это край, а дальше будет катастрофа. А это такая антиантиутопия – ничего не поменяется, всё нормально будет: Сталина пережили, Брежнева пережили, зря волнуемся, лучше погуляем и чайку выпьем. Это парадоксальный ответ на время и на тревогу».

Иван, зритель: «Пьеса с ремарками явно более связная и больше объединяет персонажей не только с временем, но и друг с другом. А так, как мы её увидели, как я её увидела – это пьеса про бесконечное одиночество, каждый сам по себе, и связи между ними совершенно эфемерные. И связь с внешним миром с помощью событий – тоже эфемерная. Это не утешение, потому что получается, что выживают одинокие».

Ксения Аитова, театральный критик: «Это едва ли не самый любимый мой текст за весь драматургический год. Не знаю, насколько это было понятно из читки, но в пьесе чётко понятно, что в каком году происходит. Но для меня исторические реалии были просто скорее вехами в хронологии. Когда я читала текст, мне казалось, что здесь нет акцента на то, что мы всех переживём, на то, что народ отдельно от правителей. На мой взгляд, верно было сказано про утешение. Мне кажется, это наблюдение за ходом времени, за круговоротом жизни на примере одной семьи: всё нормально, сейчас ты дочь, потом ты будешь бабушкой. И для меня этот текст очень поэтичен не только в ремарках. У него свои очень точно найденные интонация, язык, ритм - не только в ремарках, но и в речи. Читка показала, что это очень большой вызов для режиссёра - поставить этот текст, понять, как эту поэтичность, эту интонацию передать или как найти свою. И какой вообще ключ подобрать к этой пьесе».

Павел Руднев, театральный критик: «Патриотическая пьеса в хорошем смысле этого слова. Она показывает выживаемость и непотопляемость народа. Жизнь идёт своим чередом, от события к событию – человеку остаётся выживание, простому маленькому человеку остаётся только пространство выживания, старости и инерции, которые и дают ему право на выживание».

Нияз Игламов, театральный критик: «Я хотел поспорить с Павлом Рудневым. Мне не кажется, что это пьеса патриотическая. Мне не кажется, что здесь звучит гимн простому народу, по-моему, звучит ему приговор. Посудите сами, сначала сталинские репрессии всех косили, потом брежневские события, сейчас что-то происходит и дальше будет так же. По моим ощущениям, эта пьеса жаждет перемен. Абсолютно нерефлексирующее существование - да, можно так пережить всё. Но зачем?»

Актриса, принимавшая участие в читке: «Я хочу сказать большое спасибо автору за то, что вы написали такое чудо. После Петрушевской было очень много пьес, но прошли 70-е, 80-е, 90-е, 2000-е и как-то всё не то. А этот материал я почувствовала, несмотря на то, что у нас было мало времени, чтобы вникнуть и полноценно показать это произведение. И конечно, я была поражена, как такое молодое создание смогло ощутить то время? Это замечательно, что появляются драматурги, которые пропускают это через себя. Не знаю, какое впечатление сегодня произвели мы, но от материала ощущение просто прекрасное».

Максим Черныш, драматург: «Я ощутил впечатление, сродни божественному, увидев эту своеобразную реинкарнацию: когда сейчас ты в школе, потом будешь 30-летним, потом у тебя родятся дети. Эта пьеса для меня, как чёртово колесо, где ты садишься – и в начале высота маленькая, потом всё больше, потом ты достигаешь пика. И потом ты начинаешь дряхлеть, тебе всё тяжелее, ты умираешь, но после тебя в мире ничего не меняется. Это чёртово колесо показано в контексте и исторической эпохи, и общечеловеческой, когда ты про самого человека много понимаешь. Много точных метафор, уложенных автором в два-три слова, а характеризующих огромные темы. «Гроб перевернулся, наверное, в армию заберут» – и за этим сразу Афганистан, Чечня, Донбасские события. Проблемы, которые в романах описывают и не могут описать, здесь ты считываешь в двух предложениях - это у автора мастерски сделано».

Николай Берман, режиссер: «Мы спорим на тему того, жизнеутверждающая эта пьеса или нет, а посмотрите на последнюю ремарку: «Бегут. Куда бегут, зачем? Бегут. Жизнь продолжается». Слова «Жизнь продолжается», наверное, здесь ключевые».

Наталья Субботина

Фотоотчет с читки на официальной странице фестиваля в Facebook

Фото: Юлия Люстарнова