О пьесе и читке «Измерении расхода кислорода в ремонтно-механическом цехе»
Есть слова-манки, упоминание которых обеспечивает высказыванию, как минимум, повышенное внимание. В «Измерении расхода кислорода в ремонтно-механическом цехе» Виталия Ченского не идет речь о тех самых, больных и раздражающих вопросах, - но лишь на первый взгляд.
Длящееся название указывает на один из ключевых образов пьесы – задание по измерению кислорода, к которому никак не может подступиться главный герой. Кружит и кружит он около голубого бланка, будто прикосновение к нему что-то радикально изменит. Когда-то так же мерцающе-внезапно среди повседневности Пряжко возникали квантовые нелокальные корреляции. Кислород у Ченского – тоже камертон, отмеряющий течение заторможенного времени и сомнения. Обычное, вроде, дело - боязнь перед новым (хотя, кто знает, может инженер Виталий делал это уже тысячу раз), рефлексия на тему «а смогу ли я?» Автор же делает это метафорой – неспособность собраться, пересилить себя и всё же измерить злосчастное содержание газа в цехе символизирует упущенность любых жизненных событий. И неслучайно нужно выяснить именно содержание «главного по дыханию».
«Есть даже такое произведение одного молодого драматурга из Иркутска - «Кислород» называется. Вырыпаев его фамилия… Сам бы я после Вырыпаева не стал ей (метафорой) пользоваться. Некоторое время хотя бы…»
За показанные нам двенадцать дней на производстве медленно, но неизбежно рушится вся внешняя жизнь героя, который проваливает и задание, и попытку вступить в отношения с женщиной, и дружеские контакты, и карьерное продвижение. Будто из его мира откачивают понемногу воздух, давая, правда, время найти способ существования без очередного элемента. Драматург неспешно и сухо фиксирует этот процесс, лишь в финальной фразе позволив себе комментарий - что за движение происходит с его Виталием.
В самом тексте главный герой скорее тихий, несколько амебный, ничего не желающий человек, «интимным другом» которого можно назвать лишь принтер HP LaserJet L5, однако режиссер читки Екатерина Корабельник решила обострить «конфликт интересов», перенеся акцент с «личности» персонажа на «окружающую среду». Алексей Черных сыграл Виталия энергичным, резким, нагловатым, двигающимся скорее в сторону «бабника и ходока», но внезапно даже для себя становящегося «импотентом по жизни». Сценический инженер еще считает себя парнем хоть куда, веселым и импонирующим, не замечая того, что бессмысленность и неинтересность работы уже поглотила его, заместила то, что когда-то было его характером.
Если «Измерение» - «сцены из заводской жизни в двенадцати днях», то дискуссию после читки можно назвать «психоанализом в двенадцати раундах». Пьеса Ченского оказалась чем-то вроде лакмусовой бумажки, после которой многие реплики начинались с фразы «а у меня...»
Что же было у каждого?
Юлия Тупикина, Анапа, драматург: «Для меня это тема вечного противостояния физиков и лириков. Как масло с водой не смешивается, так и этот человек никак не смешивался с другими, даже на уровне физиологии. Он даже размножаться не мог в этой среде. И это абсолютно про меня, потому что, например, у меня муж был такой вот физик, и я почувствовала в себе комплекс неполноценности из-за того, что я не такая, не инженер, у меня гуманитарное образование, я вообще не понимаю про все эти диаметры труб. В той среде совсем другое общение, другие люди».
Алексей Нелаев, Тюмень, драматург: «Я узнал всех герое, они сидели, и я мог назвать по три таких человека, которых я знаю. Просто я по образованию инженер по добыче нефти и газа. Сейчас работаю ведущим специалистом, и вот так же все время – задание и думаю, блин, что это. И эта фишка с чайником – так всегда и бывает, только у нас на работе не чайник, а кто цветы польет. Система иерархии».
Михаил Дурненков, драматург: «На самом деле, мы в читке наблюдали момент интерпретации пьесы, потому что главный герой не такой, как был здесь предъявлен. Мы чувствуем, что на самом деле там ботаник, у которого случаются истерики на почве своей неврастении. Мне кажется, здесь есть некая оценочность героев-техников. Потому что мы их видим глазами автора, а он вообще не понимает, что они говорят, какие-то иероглифы. И он это так описывает, как иероглифы. И из текста явственно видно, что он вообще не понимает этот абсурд – смеяться от того, что сто шестьдесят четыре в графе Z больше, чем двести восемьдесят восемь в 36-й позиции. На мой взгляд, это пьеса про выбор жизненного пути, как человек пытается примириться. Каждый, может, что-то свое видел. Но у меня в жизни была ситуация, когда я думал, что нужно быть инженером и стараться не заниматься какой-то ерундой. Жизнь вывела в другую сторону. Сейчас я занимаюсь ерундой и счастлив, потому что я был бы несчастлив, если бы я был инженером».
Татьяна, зритель: «Когда вы пользуетесь одним приемом, использованием сексуальных каких-то желаний, непонятно, зачем этого так много. Не нужно так возбуждать зрительный зал. А зал возбуждался, да, я слышала сексуальный хохот. Я взрослая женщина и могу отличить один хохот от другого».
Андрей Иванов, Минск, драматург: «Я бы хотел сказать по поводу технологических текстов, которые периодически всплывают в текте и звучат очень сексуально. Дело в том, что сначала меня это очень напрягало, я тоже гуманитарий. Но после, когда разрешилась история с «Лагуной», это стало очень важным художественным средством. Есть такой термин Колбаха - gip porno, когда идеально работающие механизмы снимаются на видео и инженеров это очень возбуждает. И когда Саша говорит «сто миллиампер!!!», это такой оргазм пьесы».
Тата Боева
Фотоотчет с читки на официальной странице фестиваля в Facеbook
Фото: Наталья Базова